Ни счастье, ни любовь,

Ни жалость и не боль…

(Хелависа «Дорога сна»)

 

Свет золотистый, мягкий, тщательно отмерянный до последнего блика на то, чтобы создавать ощущение интимности. Откуда-то из глубины зала ненавязчиво звучит фортепиано. Голоса, приглушённые бархатом, почти неуловимые слухом, сливаются с хрупким нежным «дзынь» хрустальных бокалов. Полумрак размывает лица, оставляя лишь ощущение роскоши у их обладателей.

   Роскошь – имеет свой аромат. Дорогого парфюма. Дорогих сигарет. Изысканного вина. Блюд, приготовленных по всем правилам высшего поварского искусства…

   От женщины напротив меня тоже веет роскошью. Роскошью зрелой и сдержанной, которая звучит в ней уверенно, но ненавязчиво, как фортепиано на скрытой золотистым полумраком сцене.

Молчание за столиком слишком затянулось, пока она разглядывала меня – пристально и жадно, словно желая убедиться, насколько увиденное оправдывает ожидания.

   - Мадам Рэйли… -  по негласной традиции я первой начинаю разговор.

   - О, зовите меня Ребеккой, - женщина непринуждённо улыбнулась и румянец, вспыхнувший на её щеках, отчётливо проступил сквозь слой пудры.

   - Как вам угодно… Ребекка. Вы поспешили закончить наш телефонный разговор, и я не успела спросить – кто вам рассказал обо мне?

   - А разве это так важно? Ведь вы уже здесь, - её улыбка идеальна, что тоже является показателем роскоши.

   Ребекка красива. Волосы приятного каштанового оттенка без намёка на седину. Кожа лица бархатистая и гладкая, но нет сомнений, что цветом она обязана косметике, а гладкость её заканчивается тонкими рубцами за ушами. Благодаря пластической хирургии и косметологии современные женщины научились обманывать время. Для других, но не для себя. Ухоженность и природные данные – отличные помощники в борьбе с возрастом, но ещё немного – и этого будет недостаточно. А рубцов и инъекций – станет ещё больше. Ребекка понимала это очень хорошо, иначе не сидела бы здесь, пытаясь скрыть своё волнение.

   - Мне бы хотелось избежать недоразумений. Более того, встречаться с клиентами в людных местах  - против моих правил.

Честно говоря, я немного лукавлю. Она рискует – это да. Но и я рискую не меньше, что гораздо важнее. И никому из нас не нужен кот в мешке. Другое дело, что всё это происходит по давно закреплённой схеме, и так надоело мне, что я готова выполнить свою часть сделки хоть сейчас прямо за этим столиком.

   - Вы боитесь? – и в тоне и в улыбке полных, красивой формы губ чувствуется оттенок снисходительности.

Не то чтобы боюсь. Страх – для меня уже слишком абстрактное понятие. Скорее – не люблю суету. Это раздражает больше всего. Прелесть жизни - в постоянстве. А иногда клиенты появляются окольными путями неизвестно от кого. И тогда случаются проблемы. Суета. И мне приходится срываться с места и обустраиваться заново.

   - Нет, Ребекка, это вы меня боитесь, поэтому я иду на уступки.  Могу я всё же узнать, кто рассказал вам обо мне?

   - Рита… Рита сказала, что вы… что в ваших возможностях оказать мне одну… услугу… - Ребекка отводит взгляд.

Я киваю. Надёжный источник.

   - Рита Ричвуз? Супруга сенатора… Как она поживает?

Я давно поняла – статус женщины – это залог моего спокойствия. Чем выше её положение в социальной иерархии – тем больше она понимает значение выражения «держать язык за зубами». Ни одна из них не захочет быть в центре дешёвой сенсации. И в этом я с ними полностью солидарна. Я тоже не люблю привлекать к себе излишнего внимания.

   - Рита очень изменилась за последнее время… Мы ровесницы, но… - в голосе Ребекки зазвучали знакомые нотки. Я слышала их множество раз. Так женщина признаёт превосходство соперницы в борьбе за самое главное – за красоту, за зависть и восхищение, за право быть ослепительной среди роскоши, и чтобы у окружающих не возникало и мысли о чудо-хирурге. Но казаться и быть молодой – разные вещи.

   - Разумеется, - продолжала Ребекка, - сначала я подумала, что всё это благодаря той самой швейцарской клинике, в которой Рита якобы проходила курс омоложения. Но, понимаете, - тут женщина понизила голос, - никакая пластика, никакие инъекции не дадут такого результата. Однажды я как следует надавила на неё и Рита призналась…

- И вы хотите того же? – и в словах и в выражении лица Ребекки было нечто настолько знакомое и естественное для меня самой, что я не удержалась от улыбки. Жажда. Столь сильная, что, в этом я уже ничуть не сомневаюсь – она готова пойти на всё, чтобы получить желаемое.

   - Да… Если это в ваших возможностях… - теперь в её глазах сомнение и вопрос.

Конечно, я могу лишь предположить – что именно рассказала ей Рита, но, зная эту чувственную женщину, которая умело распределяла время между участием в политической карьере мужа и похождениями по молодым любовникам, можно представить, что история получилась как раз в духе одного из тех романов, которые скучающие дамы читают перед сном.

   - Это в моих возможностях, - я кивнула, откинувшись на мягкую спинку стула.

   Официант, возникший из полумрака, принёс и раскупорил бутылку с вином.

   - Вы немного опоздали на нашу встречу, и я выбрала на свой вкус. Надеюсь, оно вам понравится, - Ребекка улыбнулась.

- Благодарю вас, но я не пью, - я полюбовалась на тёмно-красную струю, льющуюся в тонкий хрустальный бокал, и пожалела, что другое, особое багряное вино сворачивалось слишком быстро, чтобы иметь удовольствие пить его не спеша.

Она вскинула брови в лёгкой насмешке, и поднесла бокал к губам.

- Теперь, когда вы увидели меня, а я – вас, нам стоит обсудить некоторые детали нашего дальнейшего сотрудничества.

Ребекка кивнула, и её карий бархатный взгляд с вниманием обратился ко мне.

   - Мой гонорар. Сумма вам известна?

   - Да, Рита говорила об этом.  Неплохие запросы… - она усмехнулась.

   - Для вас это слишком дорого? Мои услуги – для узкого круга дам, которые имеют возможность их оплатить. Честно говоря, я получаю гораздо меньше, чем клиники по омоложению. К тому же, вы заплатите мне только один раз.

На словах «клиники по омоложению» улыбка Ребекки померкла.

Да, признаю, с моей стороны было бестактным вообще упоминать об этом. На самом деле, элегантные дамы, которые вращались в высших светских кругах – были чем-то похожи на таких, как я. Женщины с замороженным возрастом и вечной жаждой в глазах. Жажда – получить ещё больше и больше. Нет, не думаю, что мои запросы – слишком завышены.

Другое дело, что порой за блеском фамильных драгоценностей скрывалась полная неплатежеспособность. Вот такие клиенты обычно и создавали мне ту самую суету, которую я так не люблю. Потому что эти женщины привыкли идти на всё, чтобы получить желаемое.

Поэтому с некоторых пор я взяла себе за правило заблаговременно проверять финансовое состояние великосветских дам.

Так что насчёт Ребекки я была спокойна.

- Дело не в деньгах, - она аккуратно поставила бокал на белоснежную скатерть. – Я хочу знать, даёте ли вы какие-то гарантии?

- Гарантии?

- Да, что результат действительно будет. Вы же понимаете… как это необычно.

- Поверьте, это я понимаю лучше всех, - не могу сдержать улыбки. Но очень сдержанной, только краешками губ. – Моя гарантия – это ваша подруга Рита. Вы видели результат своими глазами. Именно поэтому вы и здесь.

- А риск? – осторожно спросила Ребекка.

- Риск? Вы рискуете гораздо больше, когда ложитесь под скальпель хирурга.

Она с досадой поджала полные губы, а я снова напомнила себе про тактичность.

- Ребекка, - я чуть подалась вперёд, – вы ведь знаете, тот, кто боится идти на риск, остаётся ни с чем?

Она бросила на меня долгий взгляд и усмехнулась:

- Ну разумеется, я это понимаю.

- Хорошо. Деньги вы отдадите мне при нашей следующей встрече. Только наличные, чеков я не принимаю.

   - И когда состоится следующая встреча?

   - Я сама позвоню вам и назову место и время. А сейчас прошу меня извинить, – я встала из-за стола.

   - Постойте… – в её голосе звучали нотки сожаления. – Рита не называла имени, а вы так и не представились…

Я улыбнулась на прощанье:

   - Имя ни к чему. До встречи, Ребекка.

***

Я давно не охочусь. В современном мире в этом нет нужды. Сервис комфортного существования достиг высшей точки своего развития. Ну, по-крайней мере, так думаешь, когда есть с чем сравнивать.

Впрочем,  я не осуждаю тех, кто даже сейчас предпочитает ночную охоту.

Каждому своё.

А с меня хватило. Потому что, если слишком часто светиться, начинают охотиться уже за тобой.

Времена меняются, люди становятся умнее и опаснее. Любишь свежую дичь – умей правильно рассчитывать ходы.

Выбирай только крупные города. В маленьких каждый на виду, и сложно оставаться незамеченным и не сидеть на жёсткой диете.

В мегаполисах всё проще. Чем больше людей – тем меньше они стоят. Никто не станет бить тревогу, если наутро кто-то обнаружит пару трупов бездомных бродяг, или нелегалов, о существовании которых и так никто не знал.

Но если этих трупов будут насчитывать десятки за ночь, тогда дело дрянь.

Начнётся истерика. И вовсе не потому, что кому-то вдруг станет жалко обитателей трущоб. Просто люди во все времена делились на две категории – те, кто вращает мир, и те, для кого он вращается.

Первые – рабочий скот. Сейчас у них есть свой базис гарантированного социального счастья: медицинская страховка, отдельное жильё, личный транспорт. Но суть от этого не меняется. Они, своим большинством существуют для того, чтобы другие, те, кого гораздо меньше – имели всё в этом мире.

Конечно, бездомные бродяги – это даже меньше, чем скот, но, дело в том, что тут начинается чисто цепная реакция.

Когда их умирает по чуть-чуть – смерть можно списать на естественные причины. Разумеется, если у того, кто приложил к этому руку, хватило ума выставить всё именно так.

Но если коронеры вывозят трупы с разорванным горлом – целыми возами, можно не сомневаться,  мегаполис загудит, как улей. Журналисты поднимут на уши общественность, общественность замычит, как стадо коров, нарвавшихся на тучу шершней, а те, кто правят коровами, поставят на дыбы всю полицию в городе. Потому что сонное спокойствие стада – залог того, что мир по-прежнему будет вертеться для тех, кто сверху.

В общем, я предпочитаю держаться подальше от всей этой суеты. И отдаю предпочтение комфортному и безопасному существованию.

Нет смысла заниматься рискованной охотой, когда всё, что тебе нужно для жизни, ты можешь просто купить.

 

Размышляю об этом, пока жду Ребекку. Возможно, многие меня не поймут, но для меня это тоже вид охоты. Своеобразной, но охоты. Только без печальных последствий в виде полиции, облавы и уничтожения.

Эта женщина уже здесь. Я её чую. Так и вижу, как она в нерешительности остановилась перед дверью в длинном коридоре отеля и сверилась с номером, записанным в блокноте. Делает глубокий вдох, пытаясь справиться с волнением и не обращать внимания на лёгкую дрожь в коленях, затем поворачивает круглую медную ручку.

В номере темно, и плотно задёрнутые гардины на окне не пропускают в комнату даже скупого света уличных фонарей.

Темно и тихо.

Она закрывает за собой дверь с видимой неохотой, тоненькая полоска света от лампы в коридоре гаснет, отрезая её от безопасного внешнего мира.

Я знаю, что женщина не только волнуется, но и боится. Не спешу подавать голос, потому что мне нравится её страх. Потому что у неё есть все основания бояться. Я могу разорвать её горло за несколько секунд, забрать деньги и просто уйти. А пресса и полиция будет гудеть вхолостую, строя догадки относительно того, что Ребекка Рэйли, супруга видного дипломата, могла делать в номере, заказанном на имя несуществующего человека. В конце концов, всё спишут на супружескую измену и дело замнут, чтобы не вредить репутации семьи.

 

Но я ничего такого не сделаю. Просто потому, что очень ценю своё комфортное существование. А эта женщина – ещё одно звено в цепочке моей клиентуры. Подобно тому, как Рита направила её на меня, сама Ребекка тоже приведёт ко мне следующую даму с жаждой вечной красоты в глазах.

   - Добрый вечер, Ребекка, - она вздрогнула при звуке моего голоса, и я поспешила включить торшер на стене. В моих планах не было пугать её по-настоящему. Потому что иначе сделка могла не состояться.

В круг уютного жёлтого света попали два кресла напротив друг друга, ваза с фруктами, бутылка вина и бокал на маленьком столике.

- Пожалуйста, присаживайтесь.

Женщина медленно опустилась в кресло, рассеянно наблюдая за тем, как я раскупориваю бутылку с вином.

Она уже не казалась настолько уверенной в себе, какой была накануне в ресторане. Хотя по возможности я постаралась сохранить обстановку. Почти такое же освещение, такой же комфорт, и та же самая марка вина. Разница заключалась лишь в том, что на этот раз мы были совершенно одни.

   - Могу я предложить вам вина? - не дожидаясь ответа, я наполнила бокал.

   - Это часть ритуала? – Ребекка усмехнулась, пытаясь скрыть нервозность. Ничего. Пройдёт. Вино здесь именно для этого.

Разглядывая её, я подумала, что, пожалуй, эта женщина и сама не слишком любит яркий свет. Так гораздо лучше. Полумрак затеняет ненужные мелочи – мелкие морщинки, к примеру, и добавляет своё очарование – взгляду, делая его глубоким и бархатным, улыбке – придавая ей оттенок лукавства. И жесты становятся полными изящества и флирта.

Если отбросить настоящую цель позднего визита, то для неё эта встреча скорее походила на свидание. Тайное, запретное, и потому  - особенно желанное.

Роскошный номер в отеле, бархатисто-сладкое вино и незнакомец в полумраке напротив.

Были ли у Ребекки любовники? Скорее всего, да. Ведь не ради скучной дежурной фразы мужа «Дорогая, ты сегодня чудесно выглядишь» она так страстно желает сохранить свою красоту. И дело тут не в том, что в её жизни есть какой-то особенный мужчина, а просто мужские глаза – самое подходящее зеркало для женского тщеславия. А тщеславию требуется целое королевство зеркал.

   - Скорее – часть приятного вечера, - я мягко улыбнулась. – Но я люблю ритуалы, это правда. В этом есть что-то значимое. Наверное, в том смысле, что ритуальность придаёт значение простым вещам. Например - принятие пищи. Всего лишь процесс насыщения, но как он выстроен! Считается дурным тоном пить из горлышка бутылки, или хватать еду руками с тарелок. Красивая сервировка и правильно приготовленная пища превращают простой процесс питания в красивый ритуал…

   - Расскажите мне о вашем ритуале, – Ребекка сделала маленький глоток и скользнула по мне бархатным взглядом.

- Прежде я расскажу о некоторых условиях, которые вы обязуетесь соблюдать. Первое – вы никому не рассказываете о том, что произойдёт в этом номере. Никому не рассказываете обо мне.

- Вот как? – она вскинула брови. – А как же Рита? Если бы она молчала, мы бы с вами не встретились.

- Не совсем так, - я улыбнулась,  - «никому» – это люди вне вашего круга. Те, кто смотрит на вас снизу вверх. Кстати, это же относится ко всем мужчинам без исключения. Это только наш маленький женский секрет.

- Вы очень избирательны в выборе своих клиентов, - Ребекка делает ещё один глоток, удобно расположившись в кресле. – По-вашему мужчины этого не достойны?

Я пожимаю плечами:

- Мужчины и без того правят миром, а женщины правят своими мужчинами. На мой взгляд, всё вполне справедливо.

Она засмеялась:

- Между прочим, к чему такая секретность? Готова спорить, от желающих не было бы отбоя. Или вы боитесь, что если люди о вас узнают, то откроют охоту, как за редкой дичью? – в глубине её карих глаз вспыхивают золотые искорки, а я чувствую лёгкое раздражение.

- Мне не нужна известность. И, скажем так – мои услуги – только для избранных. Вы меня понимаете?

В общем-то, Ребекка была права. Но главная причина заключалась не в людях. К тому же, в бульварных газетках каждый день появляются статейки о том, как домохозяек похищают инопланетяне, собаки-оборотни рыскают в полнолуние по улицам, а в канализации живут аллигаторы. Уверена, что на фоне всего этого бреда я бы вряд ли удержалась на первых полосах. Вот за что люблю мегаполисы – здесь каждый день новая сенсация. Воображение давно пресытилось, и люди не задерживают своё внимание на чём-то слишком долго.

А вот кое-кто точно задержит. И у меня будут крупные неприятности.

Проблема в том, что помимо меня существует Семья. И у Семьи есть свои правила о том, как нам следует жить в этом мире.

Сам мир-то с тех пор менялся ни один раз. А вот правила оставались прежними. И всегда есть те, кто тщательно следят, чтобы их соблюдали. А есть те, кто тщательно следят за тем, чтобы нарушители получали по заслугам. Иногда получали так, чтобы второй возможности что-то нарушить у них уже просто не было.

Я появилась гораздо позже этих правил и в отличие от тех, кто всё это придумал, прекрасно понимаю – мир меняется, и необходимо меняться вместе с ним. Но, вряд ли ко мне кто-то прислушается, поэтому я стараюсь найти компромисс. Так, чтобы не привлекать к себе внимание Семьи, но и не позволять этим самым законам портить моё существование.

- Да, я вас понимаю, - Ребекка улыбнулась. – Ещё что-нибудь?

- Второй момент – я дам вам время. Теоретически – очень много времени.

- Теоретически? – она приподнимает бровь.

Про себя я вздыхаю, потому что мне очень надоело говорить всем одно и то же. Но и не сказать нельзя. Иначе некоторые из них начинают вести себя как дети, которые получили шляпу фокусника и удивляются – почему же кроликов в ней больше нет?

И я начинаю терпеливо объяснять:

- Я дам вам время, Ребекка. И только от вас зависит, как вы его проживёте. А прожить можно по-разному. Красивой, здоровой и богатой, или покалеченной и в нищете. То, что с вами произойдёт – не застрахует вас от того, что ваша семья в один не прекрасный момент может лишиться своего социального статуса и всех материальных благ, которые вам этот статус даёт. Также я не могу гарантировать вашу неприкосновенность от автокатастроф и несчастных случаев, которые могут нанести вам физический вред. Вы должны понимать – оторванная голова обратно уже не прирастёт. То же относится и к другим частям тела.

Я внутренне улыбнулась, заметив, как она содрогнулась.

- Ужасно звучит!..

Пожимаю плечами:

- Но всё же такое случается.

- Я буду осторожной, - заверила Ребекка.

- Ещё один момент – ваш возраст. Для себя вы перестанете его замечать. А вот у тех, кто вас окружает – постепенно начнут возникать вопросы. Конечно, какое-то время можно будет ссылаться на отличное природное здоровье и новейшее медицинское обслуживание. Но когда из всей вашей семьи в живых останетесь только вы – и то, не будете выглядеть древней старухой – могут возникнуть проблемы. В лучшем случае из вас сделают феномен и будут показывать во второсортных телешоу. Я бы советовала не рисковать и заранее придумать план.

- Какой план? – Ребекка растерянно заморгала. Всё же, вино следовало задействовать после…

- Какой хотите, - я пожимаю плечами. – Такой, чтобы любопытство окружающих не мешало вам жить. Я могу привести конкретный пример.

- Уж будьте добры… - она с надеждой смотрела на меня.

- Я знала одну даму из очень богатой и влиятельной семьи. Сам род зародился ещё во времена рыцарских турниров, фамилия просуществовала вплоть до конца второй мировой войны. А сама дама точно так же благополучно следовала за эпохами. То есть – оставалась внутри семьи и всегда была на виду у публики.

- Как же ей это удавалось?

Я усмехнулась:

- Вы не поверите, как всё было просто. Она чётко отмеряла своё человеческое время. И когда наступал подходящий момент – она разыгрывала спектакль своей смерти, а вскоре перед публикой появлялась её якобы внебрачная дочь, которую она, в силу нравственных устоев, вынуждена была скрывать. Конечно, злые языки могли обвинять благородную леди во внебрачной связи, но «дочь» семья принимала всегда. Никому и в голову не приходило сомневаться в родстве, ведь она была точной копией своей «матери». Кстати, некоторые историки находили весьма забавным то, что в этом роду все дочери были так похожи на своих матерей.

- Занятно… - пробормотала Ребекка, рассеянно покачивая бокал в руке. – И что же случилось с этой дамой? Вы сказали, что её фамилия просуществовала до конца войны, значит, род всё же прервался?

 

Я помолчала, раздумывая, стоит ли рассказывать этой женщине конец истории леди Элизабет, по-крайней мере, так её звали по-настоящему.

Элизабет была слишком самонадеянной и считала, что для неё правил не существует. Слишком долго всё сходило с рук.

Но рано или поздно всему приходит конец.

***

Во время войны Элизабет связалась не с теми людьми, и ладно бы – просто связалась. На её скандальные связи Семья давно привыкла смотреть сквозь пальцы. В конце концов, легенда, которую она придумала для себя – оправдывала то, что Элизабет всегда была на виду у публики. Она любила жить ярко, с размахом. Благо, что фамильное состояние, а также те средства, которые она наследовала от каждого своего брака (ни один из них не длился слишком долго), легко позволяли ей всё.

 

Даже во время войны, когда весь мир провонял кровью, порохом и облачился в траур, её образ жизни, наполненный роскошью, излишеством и безумными выходками – ничуть не изменился. Более того, война отменила правила. Уничтожение людей было поставлено на поток. Сотни, тысячи… Это было в порядке вещей, это было частью военного плана. Это был настоящий шведский стол. И, я не сомневаюсь, что тех, кто попадался членам Семьи – ждала гораздо более милосердная смерть, чем тех, кого отправляли в гетто.

Я была среди них. Одной из сотен. Одной из тысяч. Тогда нас никто не считал. Сейчас нас никто и не вспомнит.

Я помню, потому что я выжила. И выжила благодаря Элизабет.

 

Мы встретились в Хелмно зимой 42-го года.

Снег валил хлопьями, и небо было таким же равнодушным и свинцово-серым, как глаза немецких солдат. Вопреки всему, что они делали, их глаза действительно оставались равнодушными. Потому что мы были ниже чувства жестокости, ниже чего-то личного. Мы были просто вопросом, который надлежало решить окончательно, раз и навсегда.

И вопрос решался в массовом порядке. В Хелмно, и в других подобных ему местах.

Но я запомнила не солдат. Я запомнила небо над Жуховским лесом.

Такое свинцово-серое и равнодушное. И снег, который падал хлопьями, укрывая белым голые деревья и чёрные комья промёрзлой земли, разбросанные вокруг.

Те, кто привёз нас сюда – ушли. Давно, или совсем недавно. Следов уже не было видно. Но в ушах всё ещё стоял стук заступа о твёрдую землю и глухой звук, когда смёрзшиеся чёрные куски падали на окоченевшие тела.

Мороз – сделал своё дело. Да и солнце уже садилось. Никто не стал заботиться о том, чтобы выкопать настоящую могилу. Поэтому, выдолбив яму кое-как, трупы побросали сверху, едва прикрыв землёй и надеясь, что снег скроет остальное.

Поэтому я лежала на самой вершине человеческих останков и смотрела в небо сквозь падающий снег. А небо смотрело на меня.

Мозг, отравленный выхлопными газами по дороге сюда, уже засыпал. Я не чувствовала холода. Я вообще ничего не чувствовала.

А потом появилась Элизабет. Из ниоткуда, из снежной пелены.

 

Я так и не спросила её, что она делала в Хелмно в феврале 42-го года.

Не спросила потому, что мне совсем не хотелось этого знать. В любом случае, Элизабет всегда поступала так, как ей хотелось. Независимо от того, как к этому отнеслась бы Семья.

В тот день на закате я - человек умерла в Жуховском лесу. В тот же день Элизабет подарила мне второе рождение.

 

Я была вместе с ней почти три года. Всё это время мы не покидали Европу. И не потому, что нас удерживали границы, или условия военной оккупации. Для нас не существовало границ, а война… Элизабет говорила, что война – это мышиная возня, которая нас не касается. Сотни тысяч умрут, другие народятся им на замену. Залечат раны, отстроят заново свои города и поставят памятники погибшим. А потом людям станет скучно, и они вновь будут внимать своим безумным проповедникам, позабыв уроки прошлого. И случится новая война, в которой люди снова будут умирать от рук себе подобных.

Но нас это не касается, потому что мы – будем всегда. Для нас – всё человечество одинаково, поэтому мы не встаём ни на чью сторону, мы не сочувствуем побеждённым и не чествуем победителей. Мы храним верность лишь себе подобным и следуем лишь тем законам, которые существуют внутри нашей Семьи.

Впрочем, добавляла Элизабет, этот мир – наш праздник, поэтому глупо ограничивать себя древними догматами. Такие, как мы, должны брать от жизни всё, что она способна нам предложить и всё, что нам захочется взять.

 

И она брала. В открытую. Так, как ей хотелось и то, что ей хотелось.

Элизабет любила роскошь и лёгко добывала средства, или людей, способных эту роскошь дать.

Даже в завоёванный город она въезжала победителем. И даже на победителей смотрела взглядом завоевателя.

Ей принадлежали только самые лучшие особняки, в которых она устраивала пышные званые вечера, на которые собирала только самую блестящую публику. И для неё не имело значения, что у этой публики глаза были цвета неба над Жуховским лесом.

Я уже говорила, что Элизабет не делила людей на плохих, или хороших. Для неё все они были лишь искорками, пригодными только для того, чтобы развлечь её на короткое время.

В разорённой Европе, пропахшей порохом и кровью она правила балом, и собирала вокруг себя целые костры фаворитов, не задумываясь о том, сколько людей они отправили на смерть, прежде чем поспешить к ней на званый ужин. А после того, как опьяневшие гости расходились, приводили тех, кто становился ужином для нас. И тогда уже пьянела сама Элизабет, потому что кровь лилась рекой.

 

Некоторые из приглашённых гостей знали, кто мы такие. Это было нарушением правил Семьи, но Элизабет делала, что хотела в обход всяких правил.

На всём протяжении своей долгой жизни она любила окружать себя полезными фаворитами. Кто-то из них ненадолго становился её мужем, потом внезапно умирал, оставляя скорбящей вдове приличное состояние. Некоторых Элизабет держала на расстоянии, и они из кожи вон лезли, чтобы заслужить хоть один её благосклонный взгляд, и хотя бы маленькую надежду получить нечто большее, чем просто взгляд.

В основном же вся их роль сводилась к тому, чтобы обеспечить Элизабет всем необходимым для комфортной и роскошной жизни.

И пищей, конечно же.

Элизабет не охотилась. Она считала слишком унизительным для себя бегать за едой. Возможно, в последний раз она делала это тогда, когда методично выслеживала представителей своего же рода. Во-первых – меньше волокиты в делах наследства,  во-вторых – исключалась возможность, что кому-то из родственников вдруг придёт в голову мысль как следует заняться запутанной родословной по женской линии. А потом задуматься, а почему уже очень-очень давно у всех представительниц прямого женского рода одно лицо на всех?

Но никто задуматься об этом не успел, потому что Элизабет действовала своевременно и наверняка.

Так вот, она не охотилась. Война – это шведский стол для таких, как мы. Поэтому Элизабет было угодно, чтобы пищу поставляли к столу.

Этим занимался кто-то из офицеров, входивших в её свиту.

Всё было очень просто, недостатка в человеческих ресурсах не было. Людей уничтожали сотнями, так много, что некогда и некому было их считать. Поэтому те несколько, что каждую ночь заканчивали свою жизнь в роскошном особняке Элизабет, были каплей в море человеческих смертей.

И в этом царстве смерти и жестокости Элизабет чувствовала себя настоящей королевой, которая может жить так, как ей хочется, невзирая на существующие правила.

Но всему равно или поздно приходит конец.

 

Конец истории леди Элизабет наступил в Берлине, куда мы перебрались в конце 43-го года.

Всё было так, как и всегда. Роскошная обстановка, блестящая череда высокопоставленных гостей. Элизабет в окружении своих фаворитов…

Почему она выбрала Берлин? Просто так, особенно не задумываясь о цели своего пребывания в любом городе в любой точке мира? А может, её влекло любопытство. Может быть, не все люди были для неё одинаковыми. Кто-то мог вызывать больший интерес, кто-то мог стать не искоркой, а целым костром в её жизни, причём, единолично.

Я не сразу заметила, как среди гостей, особо приближённых к Элизабет появился Он.

С другой стороны, это было более чем естественно, ведь город принадлежал ему. На самом деле, если уж на то пошло, ему мог принадлежать и весь мир.

И Элизабет не могло не польстить внимание, оказанное ей столь высочайшей персоной.

Но даже при всём этом я и подумать не могла, что из фаворита, одного из тех, кто смотрит на неё с тоской и обожанием, он станет для Элизабет кем-то гораздо большим. И что ради него она нарушит главное правило Семьи. За что и заплатит сполна своей жизнью.

 

Мужчин влекло к Элизабет подобно тому, как мотыльков манит свет фонаря. Она умела очаровывать, умела растягивать сладкую пытку удовольствия годами, давая каждый раз совсем чуть-чуть. Или же просто давала надежду получить нечто большее. Большее, чем получали остальные.

Не всех из них, кто знал об истинной природе Элизабет, влекла к ней страсть, или жгучая влюблённость, чаще – обыкновенная похоть. Для некоторых получить нечто большее значило стать такими же, как она. Элизабет приманивала их и этим, удерживая возле себя по многу лет, пока фаворит не делался бесполезным, или слишком назойливым, или вызывал у неё откровенную скуку, и она просто избавлялась от ненужного поклонника.

Не думаю, что Элизабет когда-нибудь относилась серьёзно к своим обещаниям  даровать вечную жизнь какому-нибудь преданному фавориту. Главным образом потому, что не считала претендентов достойными этого. И любила повторять, что главное преимущество её мужчин в том, что они никогда ей не надоедают, потому что она всегда успевает менять их вовремя.

Но была и более веская причина.

 

На протяжении всей её истории членами Семьи были только женщины. С тех пор, как первая из них получила холодный поцелуй от нашей праматери и право передавать дар тем из дочерей, кого она сочтёт достойной этого.

Но не мужчинам. Мужчина не сумел заглянуть в Бездну и испугался Вечности, обвинив во всём первую из жён. А потом, на протяжении сотен лет по его примеру обвинили многих других, и жгли, жгли, так что небо чернело от копоти.

Созданный из праха, выбравший прах – должен в него же и возвратиться.

Вот это официальная точка зрения Семьи по вопросу обращения мужчин.

Правило, которое не рассматривает исключений и за соблюдением которого Семья следит особенно тщательно.

 

Элизабет прекрасно об этом знала, но, привыкнув нарушать правила то там, то здесь, решила, что Семья и сейчас посмотрит на это сквозь пальцы и всё сойдёт с рук. Как всегда сходило.

Хотя, на самом деле я считаю, что вряд ли Элизабет вообще думала о Семье, когда давала ему такое опасное обещание. Возможно, надеялась, что ей не придётся его выполнять. Надеялась, что в последний момент он отступит, испугается.

Но Элизабет ошиблась, выбирая себе фаворита, потому что на самом деле – это он выбрал её. Без страсти, без похоти, выбрал, как средство, к которому можно прибегнуть в последнюю очередь.

И когда такой момент настал, он не отступил и не испугался, потому что уже некуда было отступать и нечего бояться. Он проиграл. И единственное, на что он мог рассчитывать – это на время. Время на то, чтобы уйти в тень, прийти в себя и как следует всё обдумать.

А когда представится удобный случай (в этом он ничуть не сомневался), выскочить, как чёрт из табакерки, всё с теми же идеями, да только на новый лад, согласно существующей эпохе. И толпа будет вновь внимать ему, как внимали те, кто был до них, верить, и убивать, убивать во имя его, во имя его идей… Он ничуть не сомневался, что так и будет, потому что точно знал, времена меняются, а механизмы ненависти остаются прежними. Нужно только уметь завести их снова. А он сумеет.

И Элизабет его обратила, не задумываясь о том, что за этим последует.

А последствия не заставили себя долго ждать.

В апреле 45-го года Элизабет и её новообращённый были казнены по приказу старейших членов Семьи.

 

Я была благодарна Элизабет за многое. За своё второе рождение, за то, что она, такая древняя, мудрая и сильная взяла меня под свою опеку. За то, что показала, как по-настоящему следует жить той жизнью, которая ожидала меня впереди.

И всё же…

Это я послала весточку Семье. Сразу же, когда поняла, что Элизабет собирается выполнить данное ему обещание. А дальше оставалось лишь наблюдать, когда она это сделает, потому что, несмотря на всё своё безрассудство, Элизабет занимала высокое положение в иерархии Семьи, и казнить её просто так, за одни слова – никто бы не посмел.

А после того, как она нарушила правило, никто не стал её оправдывать, потому, что перед законами Семьи все были равны.

Я любила Элизабет, кровь которой дала мне второе рождение. Но… я так и не смогла забыть Жуховский лес рядом с Хелмно.

Поэтому не могла допустить, чтобы она подарила вечность человеку, глаза которого были такого же свинцово-равнодушного цвета, как то небо надо мной, в которое я смотрела сквозь падающий снег, пока умирала на окоченелых человеческих останках.

 

Вот так и закончилась славная история леди Элизабет… И не только её, но это уже не важно. Как она сама говорила – всё, что связано с людьми – для нас мышиная возня. И в этом я с ней полностью согласна.

***

- Простите? – Ребекка вопросительно смотрела на меня.

И я вернулась из своих воспоминаний обратно в сегодняшний день.

Номер в отеле, погружённый в полумрак. Лампа освещала два кресла, вазу с фруктами и раскупоренную бутылку вина на маленьком круглом столике. Рубиновые искры вспыхивали на дне бокала в руках женщины в кресле напротив.

Я коротко вздохнула, возвращаясь к нашему разговору:

-  Не важно, как всё закончилось, у вас будет время для того, чтобы придумать свою собственную легенду. В любом случае, окружающие не должны что-то заподозрить. Если вас раскроют – пеняйте на себя.

- Что вы имеете в виду? – она нахмурилась.

Я кивнула:

- Я имею  в виду, что отказываюсь от ответственности. Что бы ни произошло в вашей жизни в дальнейшем после того, как вы покинете этот номер – вы отвечаете за это сами.

Если что-то пойдёт не так, как вы рассчитывали, или вы пожалеете о сделанном выборе и разочаруетесь в своём долгом существовании – не пытайтесь меня искать, мстить мне или делать ещё какие-то подобные глупости. Уверяю, это бесполезно. И небезопасно для вас самой.

- О, как грозно! – Ребекка рассмеялась. – И что, кто-то уже пытался?

- А вы точно хотите это знать? – подаюсь вперёд и накрываю её руку своей ладонью.

- Вы так холодны… - прошептала женщина, вздрогнув. Но руки не отняла. Выпитое вино уже подогрело её кровь до нужного состояния. Я так и видела, как она вскипает в её венах.

- У вас остались ко мне ещё какие-то вопросы? Сейчас самое время спросить… -  я ощутила, как рот наполняется слюной, а в дёснах верхней челюсти появляется знакомая пульсация. Сдерживать себя уже совсем не хотелось.

- Как вы это делаете?.. – тихо спросила Ребекка, не сводя с меня зачарованного взгляда карих глаз.

Смотри. Смотри на меня. Когда охотник загоняет свою жертву в угол, она смотрит на него точно таким же взглядом.

Но мне не нужно никого загонять. Потому что мои жертвы сами приходят ко мне с жаждой вечной жизни в глазах.

И они получают её. Ровно настолько, насколько заслуживают.

- У меня есть свой особый ритуал… Разве об этом Рита вам не рассказывала?..

Ночник погас, и Ребекка с трепетом вздохнула, когда я дотронулась кончиками пальцев до её щеки.

- Не нужно бояться, - я старалась, чтобы голос звучал мягко, – боли будет совсем немного.

- Послушайте, я… - тёплое дыхание женщины приятно согревало лицо.

- Вам понравилось вино, которое вы пили? А теперь я хочу попробовать вашего…

Я люблю делать это в темноте, потому что зрелище капающей слюны с оскаленных клыков – плохо влияет на нервную систему нежных дам.

 

Часа через два начнёт светать. Но женщина ещё не пришла в себя, поэтому я сижу на стуле рядом с кроватью, смотрю на неё и жду.

Главное – заставить себя вовремя остановиться.

Я хорошо запомнила то, чему научила меня Элизабет. Если взять столько, сколько захочется – они просто умирают.

Поэтому в конце должно оставаться лёгкое чувство голода. А в их жилах – достаточно крови, чтобы питать их человеческий мозг.

И если всё сделать правильно, то на несколько десятков лет можно обеспечить себя преданным и полезным человеком.

Хотя, теоретически возможно, что лет может быть гораздо больше.

Со слов Элизабет, у неё никогда не хватало терпения проверить полный срок годности своих фаворитов. Они погибали либо от её руки, либо в результате несчастного случая, либо выживали из ума и кончали с собой.

Вечность – это серьёзное испытание, и чтобы выдержать его в полной мере, нужно больше, чем отдать часть своей крови и смешать оставшуюся с ядом, что содержится в нашей слюне. Конечно же, и это даст нужный эффект. Например – яд «заморозит» тело. Оно не будет стареть. И болеть тоже не будет. Ну, ещё бы. Разве бывают кашляющие и стареющие трупы? На самом деле, такому телу даже пища не нужна, потому что организм её больше не усваивает. Но многие из них всё равно продолжают есть, как и прежде. Чисто в силу привычки. Ну и конечно же, для того, чтобы не вызывать подозрений у окружающих.

Которые равно или поздно всё равно начнут что-то подозревать. Но это уже не мои проблемы.

На самом деле, со своими дамами я поступаю гораздо честнее, чем Элизабет со своими воздыхателями.

Я не собираюсь превращать их в своих рабов и ломать их жизни ради своей выгоды. Я всего лишь осуществляю главную мечту всех женщин. Всегда оставаться красивой и молодой.

И они это получают. И остаются такими до тех пор, пока берегут своё тело и не делают глупостей.

Ну и конечно же, пока мозг не даст сбой. Увы, но в отличие от тела, мозг продолжает стариться и умирать.

Ведь для того, чтобы встретить вечность, нужно принять кровь дающего тебе вечный дар. Но я не считаю себя обязанной делать им настолько дорогой подарок. Стоимость его выше человеческих денег, которые они готовы мне заплатить.

В любом случае Элизабет говорила, что те, кого было удобно и полезно держать при себе, находились с ней на протяжении многих лет.

Так что я думаю, у моих женщин будет достаточно времени, чтобы насладиться своей молодостью.

 

Ребекка пошевелилась на постели и, взглянув на меня затуманенными глазами, спросила:

- Уже… всё?

- Да, - я ободряюще улыбнулась, - всё закончилось, всё в порядке. Как вы себя чувствуете?

Она помолчала, прислушиваясь к ощущениям своего тела, прикрытого простынёй.

- Лёгкая слабость, пожалуй…

- Это нормально, - заверила я её. – В течении последующих нескольких часов ваши клетки пройдут процесс обновления. Во время этого вы, возможно, ощутите недомогание – например, тошноту, или головную боль. Но затем ваше состояние стабилизируется, и вы будете чувствовать себя так, как обычно. За одним лишь исключением… - я выдержала небольшую паузу.

- За каким? – Ребекка нахмурилась, потирая шею ладонью.

- Услуги косметической медицины вам больше не потребуются.

Я заметила, как она просияла после моих слов. Вот так и выглядит человек, получивший мечту. За вполне реальную стоимость.

- На этом мы больше не увидимся, - я поднялась со стула. – Могу я получить свой гонорар?

- Ах, да… - спохватилась Ребекка и вспыхнула, когда простыня соскользнула с голой груди. – Возьмите деньги в сумочке, в белом конверте...

- Благодарю.

Я достала конверт и не глядя сунула его во внутренний карман пиджака. Проверять сумму не было нужды. Дамы из высшего общества могли позволить себе быть честными в расчётах.

- Могу я задать вам один вопрос? – женщина наблюдала за мной, приподнявшись на одном локте и целомудренно придерживая простыню.

- Да?

- Зачем вам это нужно?

- Простите?

- Я имею в виду – зачем вы это делаете? Для чего вам все эти деньги?

Для меня причины были настолько очевидны, понятны и просты, что вопрос почти что поставил в тупик.

- Я всегда считала, - продолжала Ребекка, - что это чисто человеческая черта – гоняться за материальными благами. И заработать всё больше, и больше… Можно было предположить, что для такой, как вы, в мире существуют более весомые ценности.

Ага. То есть – не в деньгах счастье? Ошибаешься, милая. Очень даже в деньгах. Уж ты-то должна понимать, как эти человеческие штучки, не важно, из чего они сделаны – скрашивают существование. Насколько удобно, свободно и безопасно можно жить, имея при себе достаточные суммы. И особенно в современном мире. В котором больше нет нужды утруждать себя охотой, потому что всё необходимое доставляют тебе прямо по указанному адресу. И не задают лишних вопросов. И даже не приходится потом возиться с трупами. Странно, что Семья до сих пор никак не может понять этих простых вещей, продолжая существовать по своим древним уставам. Вот поэтому я предпочитаю держаться как можно подальше и от Семьи, и вообще от любой суеты, которая мешает мне радоваться жизни. А для этого тоже нужны деньги.

- Понимаете, - я не могу удержаться от усмешки, - когда впереди предстоит очень долгая жизнь, нужно взять всё, что она способна дать. Вот зачем.

Жить так, как жила Элизабет.

- Прощайте, Ребекка, удачи вам.

 

Зима в Жуховском лесу будет вечной. И снег, над кое-как выкопанной ямой не растает никогда.

Но я туда не вернусь. Я это точно знаю. Мне вполне достаточно целого мира сегодня, чтобы чувствовать себя счастливой.

 

Спасибо, Элизабет…

 

 

Конец