Вокруг огонь, много огня. По стенам мельтешат злобные тени, от которых не спрятаться, не скрыться. Они не видят ничего, кроме собственной ярости, ведущей их все дальше.

Габриэль тяжело дышит, не то от нехватки воздуха, не то от страха. Договор с Аресом прочно забыт, теперь ей кажется, что это она сама поняла, как ужасен может быть тот миг, когда ее подруга убьет ее дочь.

Габриэль чувствует, что воздух окончательно отказывается поступать в легкие, когда видит, как медленно и неотвратимо Зена идет к Надежде. Кинжал в руке воительницы безжалостно поблескивает в свете оранжевого пламени, сердито гудящего что-то на ухо барду.

В голове щелкает.

– Нет!! Надежда!

Габриэль не позволит. Она не может позволить!

Они обе оборачиваются к ней, но Габриэль видит только глаза Зены. И, не отрывая взгляда, не допуская и мысли о том, что ошибается, хватает свой шест и делает такой прыжок, какой еще долго не сможет повторить.

Удивление – это меньшее, что Габриэль смогла прочесть на лице королевы воинов. Но это лишь на руку: замешательство, которое позволит...

– Габриэль, стой!!

На полувдохе, полушаге, полувзгляде Габриэль падает вниз, уже ненавидя Джоксера и его руки, остановившие ее.

На полувдохе, полушаге, полувзгляде она видит, как Зена, воспользовавшись моментом, опускает руку с кинжалом.

И отчетливо слышно, как щелкают где-то далеко ржавые ножницы в руках самой страшной из Судеб.

– Нееееееееет!! – Габриэль кажется, что крик заставляет стены сотрясаться, но на самом деле она едва шевелит помертвевшими губами.

Сказительница не может двинуться с места и, словно во сне, где все так размыто и медлительно, смотрю, как Зена с вмиг побелевшим лицом оседает вниз вместе с ее дочерью.

Пальцы разжимаются, выпуская рукоять кинжала, всаженного в грудь Надежды.

Габриэль старательно моргает, надеясь, что картинка неверна. Что это Арес так зло подшутил надо ней, что сейчас она моргнет еще раз – и все будет в порядке.

Сзади слышится кудахтающий смех.

– Ах, как прекрасно! Теперь я снова хочу жить! Ты оставила мне Габриэль, Зена? Как ты щедра!

Шест врезается прямо в нос Каллисто, которая, всплеснув руками, отлетает туда, где все еще сидит Арес.

Она богиня не по рождению. Она по-прежнему позволяет смертным бить себя.

Габриэль снова опускается на каменный пол, опустошенная и раздавленная.

И все смотрит, смотрит, смотрит туда, где лежит Зена.

Такая…

…мертвая.

 

Пламя взмывало к небесам, пыталось дотянуться до солнца и, обессиленное, падало вниз, с яростью вгрызаясь в безответные деревяшки. Искры рассыпались по земле, вспыхивали обреченно и тут же гасли. Огонь слепил, яркий, жадный, беспощадный, но отвести взгляд от него было невозможно.

Поэтому Габриэль смотрела. Глотая слезы, сжимая губы, до боли стискивая шест, девушка наблюдала за пламенным танцем и понимала, что не может уйти. Что надо смотреть, ждать, пока обугленные деревяшки не превратятся в тлеющую пыль.

Никого не было рядом. Габриэль прогнала всех, чтобы остаться с Зеной наедине в последний раз. Остались только тишина да злой огонь, пытающийся завладеть этой тишиной.

Сердце уже не болело. Дойдя до самой невозможной боли, оно остыло вдруг, превратилось в монолитный камень, и нельзя было ни раздробить его, ни выбросить прочь. Вчера ночью Габриэль проснулась от того, что задыхается, и долго сидела, прижимая ладонь к груди, словно тепло руки могло растопить то, что комком стояло внутри.

Не растопило.

Шаги послышались сзади, Габриэль, услышав их, не вздрогнула, не обернулась в панике. Не сделала ничего из того, что делала раньше. Только крепче сжала шест и сказала равнодушно:

– Уйди, кто бы ты ни был.

Послышался смешок, и Арес, обойдя кругом застывшую сказительницу, встал напротив, глядя поверх беснующегося костра.

– Она просила тебя сжечь ее? – вот и все, что спросил он. Ни слов сожаления, ни трагической тишины. В какой-то мере Габриэль могла бы быть ему благодарна за то, что он не поддерживал ее желание молчать в тоске.

Могла бы.

Если бы не хотела убить его.

Она не знала, что стало с Надеждой – дочь огненного бога исчезла в тот же миг, как Зена вонзила в ее грудь кинжал, – но она знала, что в том, что случилось со всеми ними, виноват Арес. Его трусость, его желание отомстить семье привело к тому, что теперь Габриэль стояла и смотрела на огонь, вместо того, чтобы идти рядом с Зеной и смеяться.

– Нет, – хмуро ответила девушка, когда сочла возможным сказать хоть что-нибудь. – Она просила меня отвезти ее в Амфиполис. Похоронить рядом с матерью и братом.

Арес картинно передернулся.

– Гниющие трупы хотят быть рядом – какая идиллия! – он улыбался, но Габриэль видела, что нет ничего смешного в его улыбке. Она не хотела бы признавать это: бог войны смеялся для того, чтобы не плакать.

Это злило. Разворашивало осиное гнездо ненависти где-то в груди, потому что бессмертный все еще был виноват во всем, что случилось. И никто не снимет с него эту вину. Никогда.

– Уйди, Арес, – попросила Габриэль, отводя взгляд от мужчины. – Я не хочу тебя видеть.

Арес снова засмеялся, хлопнув в ладоши.

– Это не новость, моя милая, – невозмутимо отозвался он. И все-таки исчез, растворился среди снопа искр, вырвавшегося из пламени.

Тогда Габриэль позволила себе выдохнуть.

Впереди долгая дорога. Пусть кусачее пламя сожжет дотла все беды и печали – до Амфиполиса нужно что-то сделать с каменным сердцем, потому что тяжесть его час от часа становится все более невыносимой.

 

День сменялся ночью, тучи уступали место яркому солнцу, пели птицы, проходили мимо торговые караваны. Все было, как обычно. Жизнь продолжалась, и Габриэль, дочерна обгоревшая под безжалостными солнечными лучами, потихоньку смирилась с тем, что все будут жить, а Зена – нет. Сказительница вот уже который день вела под уздцы Арго, которая безропотно тащила телегу с гробом королевы воинов, а до Амфиполиса расстояние, казалось, почти не сокращалось.

Поначалу было страшно. Габриэль плохо спала, ворочалась, то и дело хватаясь за шест. Ей чудилось, что из-за сплетенных ветвей деревьев, рядом с которыми приходилось устраивать ночлег, выползают во тьме бандиты: за голову Зены назначена хорошая награда, и кто же упустит такой шанс? Девушка могла до утра просидеть возле костра, сторожа свои собственные кошмары, а потом полдня клевала носом. Приходилось забираться на телегу, класть голову на гроб и дремать, пока терпеливая Арго неспешно брела по пыльной дороге. Следующей ночью все повторялось сначала.

Не сразу, но страхи потерять Зену еще раз ушли. Габриэль могла бы назвать счастьем освобождение от них, если бы вообще помнила, что оно такое, это счастье. Не успела она выспаться, как на смену прошлым явился новый кошмар.

Девушка знала, что спит. Мерно потрескивал сбоку угасающий костер, похрапывала в стороне Арго, косой месяц то и дело нырял за тучи, отдавая лес на растерзание ночи. Глаза Габриэль были закрыты и открылись ровно в тот момент, когда сдвинулась крышка гроба.

 

Отнялись ноги, отсох язык, рука дернулась было к шесту, да не дотянулась.

Зена села, тряся головой. С доспехов ее ссыпалась пыль, длинные волосы закрыли лицо.

Ожило сердце. Впервые за много дней оно застучало, заломилось, заволновалось в диком страхе. Габриэль знала и любила Зену живую, но Зена мертвая…

Сказительница не могла пошевелиться. Она все еще помнила, что это сон, что так не бывает, но страх был настоящим. Мелькнуло в голове далекое воспоминание о том, что от страха можно и умереть. Смешно – умереть тогда, когда Зена ожила?

Вокруг стояла тишина, будто никто, кроме Габриэль, не видел того, что происходило. И верно, это же был только ее сон.

Когда Зена повернулась и посмотрела на девушку, страх отступил. Габриэль поняла, что больше всего на свете боялась увидеть провалы вместо глаз, гниющую плоть и оскаленные зубы.

Ничего такого. Зена все еще была Зеной, разве что не в меру бледной и уставшей.

Она выбралась из гроба легко и почти беззвучно, вытянулась рядом с ним, осматриваясь по сторонам. Тихонько брякнули доспехи, когда Зена наклонилась, чтобы вытащить шакрам и ножны.

Габриэль не знала, плакать или смеяться: кошмар дарил ей то, что больше всего хотелось ощутить наяву.

Порыв ветра коснулся спины, королева воинов обернулась. Улыбка появилась на ее бледных губах.

– Габриэль… – не сказала – прошелестела. И парой скользящих движений очутилась рядом с замершей девушкой, упала на колени.

– Габриэль.

– Зена, – хотелось сказать много больше, спросить о том, почему во сне, почему не наяву, но слова вдруг рассыпались куда-то, растворились в ночи. Осталось лишь чувство стыда от того страха, что владел сердцем недавно, да и оно потихоньку исчезало.

Руки Зены были холодными, но не ледяными. Кончиками пальцев воительница гладила плечи Габриэль, касалась щек, волос, шеи. Поблекшие глаза, казалось, потихоньку набирают цвет обратно.

– Габриэль… – имя получилось выдохом, а в следующее мгновение губы Зены уже бродили поцелуями по губам Габриэль и были совсем теплыми.

Сказительница едва справилась с рыданиями, крепко ухватилась за плечи королевы воинов и прошептала-пробормотала, сама себя почти не слыша:

– Ты вернулась.

– Нет, – ответ явился разящей молнией сродни тем, что держал в руках Зевс. И в глазах отстранившейся Габриэль застыл немой вопрос.

Зена снова поцеловала ее, мягко и нежно, так, как не целовала никогда.

– Но туда, куда я иду, ты можешь отправиться со мной.

Габриэль вздрогнула, глухое рыдание вырвалось изнутри.

Она помнила, что с мертвыми нельзя уходить. Что они заведут в подземное царство, а выбраться оттуда уже будет невозможно. И придется раньше времени бродить вечно по асфоделовому полю, потому что неоткуда взяться той монете, что дается Харону за переправу через ледяной Стикс.

Габриэль очень хотела пойти с Зеной, сердце ее рвалось вместе с телом и душой, но все же она покачала головой.

– Я не могу.

Пустые глаза воительницы на мгновение плеснули огнем.

– Почему? – холод сорвался с губ Зены белесым облачком и тут же растворился в ночи. – Ты клялась быть со мной, Габриэль.

Слезы покатились по щекам. Девушка зажала рот ладонями, не позволяя ни единому звуку просочиться сквозь пальцы.

– Я предлагаю тебе вечность, Габриэль, – голос Зены был далеким, будто она говорила уже из того места, куда нет хода живым.

Запела ночная птица.

– Я не могу! – Габриэль хотела вскочить, убежать, разрыдаться в голос, но что-то тяжелое придавливало ее к земле, и этой тяжестью были руки Зены, лежащие на бедрах девушки

Ничего не дрогнуло в лице воительницы. Холод по-прежнему владел ею, теперь Габриэль ощущала его в полной мере.

Зена встала, доспехи снова бряцнули, очень тихо.

– Однажды я вернусь, Габриэль. И я молюсь, чтобы ты была готова.

Это не прозвучало угрозой или предостережением, скорее – действительно мольбой. И Габриэль не смогла ничего сказать в ответ, она только смотрела, как отступает Зена в ночную тьму, растворяясь в ней подобно тени. Глаза воительницы полыхнули напоследок непримиримой злобой.

Крышка гроба осталась открытой.

Солнце было уже высоко, когда Габриэль разлепила тяжелые веки. Сон все еще владел ею, на губах остался вкус потусторонних поцелуев, а сердце, наконец-то ожившее вновь, билось в исступлении.

Девушка вскочила, чувствуя, как кружится голова, и тут же села обратно.

Гроб был закрыт. Точно так, как до кошмара.

Габриэль снова захотелось плакать. Частичка ее души отчаянно желала, чтобы все это не было сном, чтобы Зена действительно поднялась и ушла, все равно куда. Чтобы она вернулась, как и обещала.

Завтракать не хотелось, но Габриэль заставила себя проглотить полоску вяленого мяса и запила ее теплой водой с привкусом болота. Неслышно приблизившаяся Арго ткнулась теплой мордой в плечо девушки, сказительница машинально погладила ее. И обе они оказались не готовы к появлению Ареса: он вышел из пустоты без обычных для себя блесток и сразу сердито сказал:

– Тебе нельзя доверить даже мертвое тело, блондиночка!

Арго заржала, галопом уносясь куда-то в сторону, Габриэль попыталась ее удержать, но промахнулась и растянулась на земле, больно ударившись локтем.

– И без тебя тошно, Арес, – отозвалась девушка, стискивая зубы и надеясь, что ссадина небольшая.

Бог войны мгновенно переместился и, присев рядом с Габриэль, бесцеремонно схватил ее за плечо.

– Тебе надо было сжечь ее, глупая девка! – рявкнул он так громко, что с веток снялись птицы и улетели, шумно и испуганно хлопая крыльями.

Габриэль обернулась, с изумлением глядя в темные глаза Ареса и отмечая, что они полны страха.

– Она просила меня…

– Она больше ни о чем тебя не попросит! – по коже Ареса пронеслось и тут же исчезло синеватое сияние. – Ты открывала гроб? Смотрела, на месте ли твоя любимая Зена?

Габриэль дернулась, с гневом освобождая себя от хватки мужчины.

– Не смей больше разговаривать так со мной! – зашипела она не хуже змеи, сужая глаза. – У тебя нет никакого права…

– Посмотри на свои ноги, – вновь перебил ее Арес. Он успел встать и теперь высился над девушкой черной скалой.

Габриэль от неожиданности сделала так, как он велел.

Арес недовольно фыркнул.

– Задери юбку, – сказал было он и вдруг сам, наклонившись, сделал это, обнажая бедра сказительницы.

Возглас возмущения вырвался у Габриэль, она попыталась отпихнуть бога, но он удержал ее руки.

– Да посмотри же ты! – завопил он отчаянно.

Сердце Габриэль сжалось вдруг в тревожном предчувствии. И, опуская взгляд, она уже знала, что увидит.

Два четких черных отпечатка ладоней в тех местах, где касалась ее вчера Зена.

Страх вернулся. Ворвался в жилы вместе с кровью, разнесся по телу в мгновение ока, разжег огонь и вбуравился в сердце. Едва ли не ползком, Габриэль добралась до гроба и трясущимися руками принялась срывать крышку.

Не получалось. Не хватало сил, будто кто-то запечатал гроб так, чтобы никто не посмел больше тревожить покой королевы воинов.

Арес пришел на помощь: словно позабыв про свою божественную силу, он уперся в крышку так, что вены на теле вздулись, грозя лопнуть. Забывшая, как дышать, Габриэль только смотрела и понимала, что не знает, что хочет или не хочет увидеть внутри.

Наконец, с ужасающим скрипом крышка сдвинулась немного. Затем еще и еще Пот градом катился по лицу бога, но он не сдавался, и, в конце концов, свалился на землю от усталости.

Только тогда Габриэль встала, собрала всю волю в кулак и на негнущихся ногах подошла к телеге. Арес позади тяжело дышал, враз растеряв всю свою божественность.

В гробу никого не было. Только чуть примятая подстилка указывала на то, что еще недавно он не пустовал.

Сердце стукнуло и остановилось. Габриэль пришлось сделать два глубоких вдоха прежде, чем оно снова забилось.

– Куда она ушла? – девушка сама удивилась тому, как ровно и спокойно звучит ее голос.

Арес, не спешащий вставать, потряс головой, черные кудри его рассыпались по широким плечам.

– Заключила сделку с Аидом, – мрачно отозвался он. – Она возглавляет его легионы, чтобы свергнуть владычество Зевса, а он за это позволяет ей снова ходить по земле.

Габриэль нервно засмеялась.

– У него не нашлось других воителей? Или он ждал конкретно Зену?

Она не знала, как на все это реагировать. Значит, вчера ночью это был не сон? И Зена действительно звала ее с собой, звала выполнить обещание и быть вместе целую вечность?

Арес перевернулся на четвереньки, затем и вовсе поднялся. Он выглядел поникшим, одежда висела на нем мешком, никакого былого лоска.

– Аид не ждал ее, – сумрачно проговорил бог, пряча глаза. – Зена сама предложила это ему.

Габриэль снова засмеялась, и смеялась до тех пор, пока не додумалась зажать рот ладонью.

– Зачем? – горечь пробилась в голос. – Неужели она снова захотела стать… той, кровавой убийцей?

Это было тяжелым открытием. Габриэль знала Зену уже четыре года. Она любила Зену четыре года, и сейчас не могла поверить в то, что открылось. Зена говорила ей, что никогда не вернется в черноту, никогда не вспомнит, каково это – подминать под себя города и их правителей.

«Никогда» оказалось таким коротким сроком.

Арес захохотал. Он все хохотал и хохотал, запрокидывая голову, а Габриэль смотрела на дергающийся кадык и не могла вымолвить ни слова. Как отрезало.

– Дура, – наконец, вымолвил бог, утирая глаза. – Она сделала это, чтобы быть с тобой. А ты отказалась пойти с ней. Дура, – повторил он горько и отвернулся.

Габриэль поняла: он сожалел, что Зена не пришла к нему. Потому что тогда она не услышала бы слово «нет».

– Где же был ты? – вырывалось вдруг у сказительницы. – Где был ты, чтобы помешать ей сделать это?

Легче легкого было бы переложить вину на кого-то другого.

Арес передернул плечами, не оборачиваясь.

– Аид сильнее меня, – буркнул бог. – Он умеет отводить глаза так, как я не могу.

Габриэль кивнула, принимая объяснение, зная, что мужчина все равно ее не увидит, и села на землю. Ноги не держали, словно она прошагала несколько дней подряд, не останавливаясь.

Зена пришла за ней. Даже в смерти она не оставила свою Габриэль, а чем отплатили ей за такую верность?

Девушка дрогнула, ей стало зябко при воспоминании о глазах Зены. О той злости, что вспыхнула вдруг в королеве воинов, когда она услышала отказ. Что это могло значить? Разве Зена не понимала, что в такой ситуации, когда сложно отличить явь от кошмара, мало кто переборет свои подспудные страхи и отправится рука об руку с мертвецом туда, куда живым дороги может не быть вовсе?

Она спросила об этом Ареса. Спросила едва слышно, будто надеясь, что он не услышит вопроса.

Но он услышал.

– На перепутье миров Зена стала самой собой. С нее слетели все маски, все то, что она так тщательно полировала, за чем пряталась. Осталось только самое необходимое.

Габриэль подняла зеленые глаза, полные слез.

– Что же? – прошептала она. Арес вернулся к ней, присел на корточки и коснулся двумя пальцами подбородка.

– Темнота, чтобы разделаться со своими врагами. И любовь к тебе.

Габриэль всхлипнула, уже не пряча слезы. И долго плакала на плече бога, который все бормотал что-то о том, что он сумеет удовольствоваться и тьмой, а любовь проходит, стоит ли цепляться за нее так, как цепляется Зена, пытаясь выползти из бездонного колодца, именуемого Аидом?

Габриэль пыталась убедить себя в том, что Зена знала: ее подруга не пойдет следом за кровью и болью, следом за ночью, наползающей на Грецию. Пыталась и не могла. Корила себя за то, что не прислушалась к сердцу. Но разве сердце шептало ей о том, что сон этот вовсе не сон? Разве толкало оно ее к Зене?

Ничего этого не было.

Может быть, свыкнувшись с мыслью о смерти Зены, Габриэль успела ее разлюбить?

Но разлюбит ли ее Зена, став воительницей Аида, когда армии мертвецов пойдут за ней следом?

– Она вернется, Габриэль, – сухой и надломленный голос Ареса вырвал девушку из тягостных мыслей. – Вернется за тобой. И моли меня, чтобы я сумел защитить тебя от нее.

 

– Научи меня сражаться, – попросила Габриэль Ареса, когда первые слухи о полчищах мертвецов, штурмующих окраины Греции, поползли по городам и весям. Бог не сказал ей ни слова тогда, растворившись в тишине собственного храма, а на закате вернулся и бросил девушке пару причудливых кинжалов, напоминающих трезубцы.

– Меч не для тебя, – сказал он убежденно, вставая в боевую стойку. – А с этим никто не воспримет тебя всерьез. И ты сможешь нанести удар в спину. Очень удобно.

Бог тренировал ее каждый день – несколько часов на рассвете, один на закате. Падая от усталости на ворох ветвей, едва прикрытый рваной тряпкой, Габриэль все повторяла и повторяла движения, показанные ей Аресом. А когда закрывала глаза, то Зена приходила к ней. Садилась рядом и рассказывала о том, как мало времени осталось до их встречи. Она улыбалась, говоря о сожженных деревнях; смеялась, вспоминая сдавшихся правителей; пересчитывала добычу и обещала Габриэль искупать ее в золоте. А потом занималась с ней любовью, всякий раз тревожа холодом. Измученная, Габриэль открывала глаза, смотрела на следы ладоней, оставшихся то на плечах, то на груди, то на животе, и брела в храм Ареса, мечтая выспаться.

– Почему она не приходит за мной? – спросила она как-то бога. – Аид наделил ее такой силой, она может даже не спрашивать – просто прийти и сделать со мной все, что хочет.

Арес, посвященный в ночные приключения сказительницы, хохотнул, с легкостью отбивая выпад Габриэль.

– Она и делает, – полушутя, полусерьезно отозвался он, кружась в каком-то причудливом танце войны, который Габриэль пока не могла изучить до конца. – Разве нет?

Габриэль не отвечала ему до тех пор, пока не выбилась из сил и не опустилась на каменные плиты пола, выщербленные и покрытые мхом.

Арес дернул мечом.

– Ты никогда не думала о том, чтобы сказать «да»? – спросил он напряженно, будто ответ ему был очень важен. – Какая разница, из чего соткан ее плащ – из солнечной пыли или из лунного света? Это твоя Зена, Габриэль. Ты любишь ее.

Что-то дрогнуло внутри, очень далеко, под самым сердцем. Дрогнуло и умолкло, будто не пришло время.

– Она приносит мне розы, – печально сказала девушка. – Каждую ночь. Красные, словно она макает их в кровь перед тем, как дарить мне. А утром, едва я беру их в руки, они исчезают, и только пальцы какое-то время красные и болят.

В глазах Ареса тоже стояла печаль, но Габриэль знала, что печалится он не о ней.

Зена не приходила к нему. Ни разу.

– Это твои сны, Габриэль, – бог войны, давно избавившийся от жилета, смахнул с груди каплю пота. – Оставляй ей что-нибудь тоже.

Габриэль пожала плечами. И протянула Зене белую розу, едва воительница вышла из тьмы.

 

Он обрезал волосы. Просто взял и обрезал, не говоря ни слова, и Габриэль знала, что это – в знак траура по сестрам.

Зена добралась, наконец, до Олимпа, и Афина с Артемидой пали от ее меча.

– Теперь они займут ее сторону? – полюбопытствовала Габриэль. Они с Аресом сидели у озера на обрывистом берегу и, болтая ногами, грызли инжир.

Мужчина поперхнулся и удивленно уставился на смертную.

– Что за глупости, блондиночка?

Девушка посмотрела на него.

– Они же умерли, – сказала она почти беспечно. – А Зена ведет за собой мертвецов.

 

Невозможность происходящего постепенно перестала пугать. Зена по-прежнему приходила каждую ночь, и мало-помалу Габриэль начала ловить себя на мысли о том, что ждет ее. Она научилась находить хорошее в рассказах воительницы о смерти.

Разрушила деревню? Она стояла на болоте, рано или поздно все равно бы ушла в топь.

Убила наместника? Он крал деньги из казны и бил своих слуг.

Сожгла монахинь? Они помогали разбойникам, предоставляя им укрытие.

– Я приду уже совсем скоро, – сказала Зена, лежа рядом с Габриэль и наматывая на указательный палец прядь светлых волос. – С чем ты встретишь меня?

Она все еще была холодной, но иногда Габриэль казалось, что ей удается ее согреть.

Две розы – красная и белая – лежали на земле и истаивали седым дымом.

– Я не пойду с тобой, – серьезно отозвалась Габриэль. Она смотрела в блеклые синие глаза и верила, что так и будет.

Зена улыбнулась, потянувшись к ней. Окровавленные доспехи впились в грудь, когда воительница обняла девушку.

– Мое время на исходе, – сказала она равнодушно, не сгоняя улыбку с губ. – Зевс в окружении. Высота Олимпа уже не спасет его. Вчера погиб Посейдон. Из великой тройки остались только Аид и громовержец.

Габриэль слушала ее, отстраненно водя пальцем по хитросплетению доспехов.

– Мне претит твоя тьма, – ответила она, глядя куда-то поверх плеча Зены. – Я обещала тебе вечность, но ты обещала мне свет.

Холод королевы воинов, казалось, превращает сердце в ледышку.

– Почему твое время на исходе? – спросила Габриэль перед самым рассветом. И Зена снова улыбнулась ей, выдыхая облачко пара.

– Потому что мне не нужна вечность без тебя.

 

Олимп горел. Склоны его окрасились красным, над вершиной поднимался дым. Габриэль видела, как снуют по серпантину дороги люди, отсюда похожие на муравьев. Мертвые люди, живые люди, боги – все смешалось на вечной горе. Наступил момент последнего и решительного боя.

Арес явился за ней в блеске молний и аромате отчаяния, пропитавшим все вокруг. Он молчал, следя за тем, как сказительница бережно откладывает в сторону свой шест и берет кинжалы-саи, втыкая их за отвороты сапог.

– Ты будешь сражаться с ней? – буднично спросила Габриэль, переодеваясь. В последнее время она перестала стесняться Ареса, да и нужно ли было? Перед лицом общей опасности не до смущения.

Бессмертный поежился, переступая с ноги на ногу.

– Как и ты, – настороженно отозвался он. В левом ухе покачивалась серьга.

Кивнув, Габриэль села на скамью. Застыла, сложив руки на коленях словно бы для мольбы. Вот только кому молиться?

– Она ждет моего ответа, – в пустоту проговорила Габриэль. – А я понимаю, что он может быть только одним.

Арес встал за ее плечом подобно тени.

– Прислушайся к своему сердцу, блондиночка, – глухо прозвучали его слова. – Что оно тебе говорит?

Габриэль прислушалась. И вздохнула немного погодя, вытягивая сай.

– Обрежь мне волосы.

 

Нечем было дышать. Приходилось продираться сквозь клубы тяжелого дыма, закрывать рот и нос ладонью. Глаза болели и уже почти ничего не видели.

Арес перенес Габриэль на Олимп и сразу же исчез, слившись с огнем, что заполняло собой залы. Сказительница, чувствуя себя непривычно в новом облике, какое-то время стояла, пытаясь понять, куда же ей идти: сквозь гудение пламени не было слышно ни звона мечей, ни криков, ни чего-либо еще. Наконец, тряхнув короткими волосами, девушка шагнула вперед, чудом увернувшись от набросившегося на нее огня.

Коридоры казались бесконечными. Габриэль бежала вперед, по-прежнему уклоняясь от жара, стараясь не смотреть на трупы, раскинувшиеся на полу. Их было не так уж много, и ни один из них не рвался подняться, чтобы продолжить бой. Наверное, время действительно истекало. И для них, и для Зены.

Огонь, наконец, стих: языки его стали маленькими и не такими жгучими, дым потихоньку рассеивался, дышать становилось легче. Габриэль вспоминала, какая зеленая растет трава у подножия Олимпа, и не хотела верить в то, что скоро всего этого может не быть. Аид придет к власти, что станет с их миром тогда? Не превратится ли он в один большой Тартар, где текут реки лавы и летают смутные тени, стонущие о своей судьбе?

Правая рука отчего-то напряглась, Габриэль мельком взглянула на нее, отстраненно удивляясь взявшимся откуда-то мускулам. Впрочем, чему удивляться?

Прошел почти год с того дня, как Зена отправила Надежду в небытие. Год, за который Арес многому научил сказительницу, сделав из нее если не воина, то хотя бы того, кто сможет дать достойный отпор Зене.

Габриэль помотала головой.

Она не выбирала для себя этот путь. Но, если уж ей выпало по нему пройти, то придется сделать это с честью.

Двери в залы громовержца были приоткрыты, сказительнице не потребовалось много усилий, чтобы распахнуть их.

Зевс лежал на полу, раскинув руки, и безобразно ровная струйка крови пачкала его бороду, вытекая из приоткрытого рта. Аид дал Зене эту возможность – убивать богов. Окропил меч кровью Хинды, благословил бессмертием, а уж воинское мастерство Зена привнесла в этот союз со своей стороны.

С трудом заставив себя не смотреть больше на поверженного царя богов, Габриэль вытащила сай и сделала пару шагов вперед, всматриваясь в ту возню, что происходила на другом конце зала. А всмотревшись, задержала дыхание.

Так близко и так далеко.

Добраться бы, коснуться, ощутить тепло. Изгнать надоевший холод.

Зена снова была вся в крови. Своей, чужой – Габриэль уже не пыталась искать разницу. Привыкла? Должно быть.

Воительница яростно отбивалась от Ареса, теснящего ее к одной из поверженных колонн. То и дело скрещивающиеся мечи высекали искры, способные вновь разжечь то пламя, что осталось за пределами чертогов.

Габриэль молчала, вертя сай в руке. И все смотрела, смотрела, как сражаются два непревзойденных воина, волею судьбы ставших врагами.

Удар! Удар! Еще удар! Свободной левой рукой Арес нанес серию быстрых ударов по лицу Зены и, воспользовавшись секундным замешательством, полоснул лезвием по ноге воительницы.

Сердце Габриэль замерло. Это все еще была ее Зена. Ее любимая. Та, с которой она плакала и смеялась. Как могла она умереть?!

Несвоевременные мысли забили собой сердце, и не отделаться теперь было от них, не отвертеться. Все то, что Габриэль гнала от себя столько времени, вернулось в одночасье вместе с тоской и слезами.

Взвыв и упав на одно колено, Зена выбросила руку с мечом вперед, ловя Ареса в его собственную ловушку. Удивленный бог зажал рукой пропоротый живот и осел на пол рядом с женщиной, смотря на свои пальцы, быстро окрашивающиеся в темно-красный цвет.

Габриэль порывисто отметила то, что забыла отметить раньше: кровь у богов такого же цвета, как и у людей.

Зена, не собираясь добивать Ареса, тяжело опустилась на пол рядом с богом. Дыхание ее было прерывистым, правая половина лица превратилась в один сплошной синяк, губы были порваны и сочились кровью, темные волосы спутались, пропитавшись потом. Разбитая, но не сломленная, она все еще казалась подошедшей Габриэль самой прекрасной женщиной на земле. И дрогнувшее сердце было не переспорить.

Зена обещала прийти за ней. Но торопливая сказительница опередила ее, придя сама.

Заметив девушку, Зена устало улыбнулась, с нижней губы сорвалась капля крови и упала на ладонь. Сай в руке Габриэль дрогнул, когда она занесла его над головой.

Слеза скатилась по щеке.

Зена улыбалась. И синие глаза ее были живыми.

– Что же ты так долго? – сказала она за мгновение до того, как Габриэль опустила кинжал.

 

Габриэль стояла на обрыве, глядя на бушующее внизу море, и западный ветер трепал светлые отросшие волосы.

Пришедший к власти, Аид не сжег землю и не выпустил чудовищ Тартара на волю, позволив им питаться людьми. Все осталось так, как было раньше, вот только грозы теперь случались слишком редко, хотя дожди лили исправно. Трава зеленела, солнце пригревало, ночь сменяла день, а двери в подземный мир отныне были заколочены крепко-накрепко.

Габриэль закрыла глаза, подставляя лицо ласковому теплу, и улыбнулась, когда не менее теплые руки обняли ее.

– Не время спать, – невозмутимо сказала Зена, кладя подбородок на плечо подруги. Длинные пальцы ее прошлись бережным касанием по выпуклому шраму, пересекающему живот Габриэль.

Сказительница дрогнула, но не отстранилась.

Сай вошел тогда точно под ребра, взрезал кожу и плоть, острый, специально наточенный. Возможно, было больно, но сейчас Габриэль об этом уже не помнила. Да и не хотела вспоминать.

Никто из них не вернулся в мир живых. Габриэль – потому, что Аид не обещал воскрешать ее, Зена – потому, что ее собственная вечность перешла на одну с ней сторону. Аид забрал их обеих к себе, выделил чертоги на Олимпе, но они все равно сбегали оттуда вниз. Было странно ощущать себя ни живой, ни мертвой. Невозможно было понять, как это – не принадлежать ни одному из миров?

– Вы – посланницы смерти, – сообщил как-то Арес Габриэль. Он выжил, но мог теперь похвастаться почти таким же шрамом, как и у сказительницы.

– У Аида мало своих посланников? – удивилась тогда Габриэль.

Арес хохотнул.

– Таких увлеченных делом? Ни одного!

Тьма перестала казаться чем-то неестественным. И кровь на доспехах Зены прекратила отвращать. Габриэль вспоминала себя прежнюю, земную, и могла только поражаться тому, как нелепо она реагировала на войны, боль и страдания. Ведь разве же может человек сполна познать счастье, если не достанется оно ему потом и кровью?

– Ты говоришь так оттого, что теперь не живешь среди смертных, – невозмутимо пояснил Арес, и Габриэль согласилась с ним. Земного счастья ей теперь не видать, как и не вспомнить, за что именно она так любила добро и мир. Зато Зена была рядом с ней, и она одна стоила всего, что могли предложить Габриэль живые.

Губы Зены коснулись щеки Габриэль, и девушка открыла глаза, почувствовав укол.

– Арес передал, – королева воинов продемонстрировала ей розу.

Габриэль улыбнулась, накрывая своей ладонью пальцы Зены, без тени страха смотря на красные прожилки, разрывающие кремовую белизну лепестков.

 

Конец