Идет дождь, как будто другой погоды и быть не может. Здесь всегда точно так же шёл дождь.

Всё, что здесь происходит, словно бы происходило всегда, хотя разумом Анфи знает, что вчера сияло солнце.

Время и реальность не заслуживают доверия.

Утэна сидит и смотрит в окно, в затуманенных глазах отражаются серое небо и приглушенный свет. Утэна, которая всегда была обручена с Анфи — всегда будет обручена. Пока этому не придет конец.

Конечно, Утэна то и дело беспокойно шевелится — она просто неспособна усидеть без движения. Она как будто не здесь, она заблудилась в каком-то сне наяву, и вид у нее отсутствующий — но всё равно ее руки теребят одежду, поправляют то, что и так было в порядке, снова и снова разглаживают и сминают ткань.

Анфи только наблюдает за этим. Она стремится выхватить каждую деталь и понять до конца, собрать все кусочки данных и попытаться сложить эту головоломку – саму Утэну.

Она даже не уверена, почему ей так этого хочется.

Утэна потягивается.

— Блин, — говорит она, снова фокусируя взгляд. Щурится, глядя на потоки воды, которые встречаются, сливаются и стекают по другой стороне стекла. — Всё еще дождь идет? Тьфу.

Пожалуй, в каком-то смысле Утэна и правда очень проста. Но даже рядом с Утэной, которая снова здесь и сейчас, открытая и прямолинейная, уже, кажется, не окруженная ореолом таинственности — даже теперь Анфи будто бы чего-то недостаёт.

— Разумеется, — говорит она.

— Я хотела пробежаться, — негромко произносит Утэна, наполовину покорно, наполовину обвиняюще.

— Я сделаю чай, — говорит Анфи и улыбается.

— Ммм... — отвечает Утэна.

— У тебя никогда не было такого чувства... — говорит Утэна и замолкает. Они лежат в полумраке, слишком маленькие в чересчур огромных апартаментах.

— Какого? — спрашивает Анфи.

— Не знаю.

— Хм.

— Просто мне кажется, будто всё это уже было, — Утэна поворачивает голову, чтобы посмотреть на Анфи, и протягивает руку. Взять эту руку — совершенно естественно; Анфи действует автоматически.

Конечно, всё это уже было с ними. Если Анфи хорошенько сосредотачивается, то вполне понимает, что они проделывали это снова и снова, что сама их жизнь — последовательность вариаций одной очень простой схемы. Но она не любит сосредотачиваться, потому что тогда она чувствует.

Слишком много всего, чтобы чувствовать. Она старается себе этого не позволять.

Она ничего не отвечает Утэне, только улыбается. Ладонь Утэны теплая по сравнению с ее собственной, а на пальцах — мозоли. Меч накладывает свой отпечаток.

Она проводит по этим пальцам своими, задерживает настолько, насколько чувствует допустимым, а затем отпускает.

Действительно ли Утэна слегка вздохнула? Да, может быть.

Снаружи всё еще льёт дождь. И завтра будет лить точно так же.

Анфи открывает глаза. До рассвета еще далеко, но шторы распахнуты, открывая высокое окно в ночь. Размытые дождём огни города, лежащего далеко внизу, просачиваются сквозь стекло. Они высвечивают человеческую фигуру у окна — превращая ее в знакомый силуэт.

Другая половина кровати пуста.

— Утэна? — тихо и почтительно спрашивает Анфи, пытаясь остаться ненавязчивой.

— Ты собираешься уйти? — произносит неподвижный силуэт голосом Утэны.

Что-то острое проворачивается у нее в груди.

— Уйти? — живо говорит она. — Конечно нет, Утэна!

Сегодня она ни разу не собирается уходить. Хотя в какой-то другой реальности она могла бы поступить так. В какой-то другой реальности всё могло бы причинять слишком сильную боль. На самом деле, эта реальность может наступить завтра, но сегодня ночью ее не существует и никогда не было. То, что происходит сейчас — единственное, что только может случиться.

Утэна медленно поворачивается. Огни отражаются от ее волос, бросают тусклые отсветы на лицо и плечо, но выражение лица остается в тени.

— Обещаешь?

— Конечно.

Я ведь твоя... подруга? Твоя невеста.

Я ведь...

Нет.

Всё равно она не знает, что такое любовь. Он всегда так говорил и, конечно, был прав. Как всегда.

Не надо было ничего обещать.

Она наблюдает за тем, как Утэна медленно возвращается к постели, как осторожно садится, оглядываясь на окно. Теперь Анфи впервые может ясно увидеть выражение на ее лице, однако не может до конца разгадать его. Как бы то ни было, это длится всего секунду.

Затем шторы падают снова.

Была Утэна опечаленной — или испуганной? Или рассерженной?

Когда Анфи увидела Утэну, стоящую у окна, на какой-то миг она безо всякой видимой причины подумала, что завтра может наступить новый день. Но этому не бывать. Тот же самый день будет повторяться снова и снова.

Она так устала от этого дня. Но, по крайней мере, в нем безопасно. В нем не случится ничего такого, о чем она бы не знала.

Идет дождь, как будто другой погоды и быть не может. Здесь всегда точно так же шёл дождь.

Всегда будет идти.

Утэна сидит и смотрит в окно. То и дело беспокойно шевелится.

А затем поворачивается к Анфи и говорит:

— Давай сходим прогуляться.

Этого нет в сценарии.

Во всяком случае, что-то сдвигается в разуме Анфи. Она осознаёт, что просто уставилась на Утэну, и вспоминает, что надо бы сложить губы в улыбку.

— Если вам хочется, — говорит она, пытаясь скрыть замешательство, сохранить маску. Всегда сохранять маску — это самое главное, потому что в противном случае кто-нибудь может понять, что за маской ничего нет.

В дождливые дни — каков всякий день, кроме времени, когда все дни солнечные, — они сидят и смотрят на потоки дождя. Анфи вяжет спицами или крючком. Они пьют чай. Утэна становится раздраженной, не может усидеть на месте и расхаживает по комнате. Анфи ее успокаивает. Она знает все алгоритмы, все возможные вариации.

Но сейчас Утэна тянет ее к двери, в лифт.

Никто из них даже не надел дождевик.

Анфи сомневается, что у нее вообще есть дождевик.

Она в самом деле не может вспомнить. Они ведь не выходят наружу во время дождя.

Это потрясение — стоять под открытым небом. Воздух почти холодный, она втягивает его в лёгкие, чувствует в горле сырость и поднимает лицо вверх, к дождю. Она понятия не имеет, какое вокруг время года. Ей даже не приходило в голову задумываться о таких деталях на протяжении, должно быть, очень долгого времени. Хотя она не уверена.

Когда каждый день — тот же самый, это и впрямь не слишком-то много значит.

— Идем, — говорит Утэна, шагая вперед, и даже не оглядывается, чтобы понять, следует ли за ней Анфи.

Но Анфи все-таки следует — ее тянет вслед за Утэной.

Окна башни смотрят ей в спину, словно глаза: башня видит ее, где бы она ни была, и всегда остаётся с ней.

Вода уже просачивается сквозь платье, и впереди Анфи замечает, как постепенно тяжелеет, намокнув, одежда Утэны, и темнеют ее волосы.

Анфи чувствует. Непонятно, что именно — но определенно чувствует. И это уже чересчур. Она хочет от этого избавиться.

— Уф, — говорит Утэна, останавливается и поднимает руку к небу.

Дождь прекратился.

Она поворачивается к Анфи и усмехается, а та отвечает вежливой, отраженной улыбкой.

Теперь всё в порядке, трещины в ее скорлупе вновь закрылись. Но слабая теплота остается внутри. Ее немного, и она — на данный момент — поддается контролю, сворачивается где-то в районе живота, устраивается поудобней.

— В чем дело? — спрашивает Утэна.

— М? — говорит Анфи.

— Черт возьми, я никак не могу понять, о чем ты думаешь, — бормочет Утэна.

— Ясно.

Утэна вздыхает.

— Я собираюсь переодеться, а потом потренируюсь немного. Ты идешь?

Конечно, она идет.

— Анфи, — говорит Утэна, — ты не спишь?

— Нет, — отвечает Анфи.

— Мм, — Утэна тянется к Анфи, перебираясь на ее половину кровати. Осторожно кладет голову ей на бедро.

— Я ничего не понимаю, — говорит Утэна. — Думаю, я просто не слишком умная.

Анфи не отвечает, но гладит Утэну по волосам, чувствуя, как молчание становится тяжелее.

Бедная Утэна, с такими добрыми намерениями, с таким упорным стремлением изменить облик мира.

Хотелось бы, чтобы это сработало, но Анфи знает: такого не может быть. Если она поверит, то петля замкнется, причинив только больше боли. Возвращение к началу станет невыносимо мучительным.

Лучше оставить всё, как есть, оставаться в башне, защищать то, что еще можно защитить.

Завтра ее брат возвращается домой. Как только он оказывается здесь, он всегда был здесь. Стоит ему вернуться — и у них никогда не было даже мгновения без него.

Почему именно это мгновение не может стать вечностью? Сейчас, где они вместе, посреди бесконечного, болезненного, повторяющегося дня — там, где она почти что может дышать.

— Однажды, — говорит Утэна, — давай вместе уедем куда-нибудь.

— Да, — отвечает Анфи.

— Давай уедем далеко отсюда.

— Да.

Нет никого другого, с кем она скорее предпочла бы уехать. Но нет и никакого «однажды». Есть только петля, навсегда. И нет никаких мест, кроме этого. Ничего больше нет. Даже если Утэна способна нарушить мелкие схемы, она не может ничего поделать с другими.

Или... может?

Конец