Кейт сажает напарницу на какой-то деревянный короб, зловредно понадеявшись, что тот оставит парочку заноз на память в этой проблемной заднице. Сама она садится прямо на землю, пачкая колени, и даже не морщится - Кейтлин только снаружи аристократка, а едва доходит до дела, так меняется на глазах.

Она чувствует себя на своём месте, ловко штопая порез на бедре Вай - та сидит, стиснув челюсти, и болезненно ухмыляется, глядя, как Кираманн накладывает швы, отгибая ткань разодранной штанины. Один шов, второй, третий - рана неглубокая, но длинная, и края у неё ровные, как от скальпеля. Такая сама не зарастёт, да и капельки сияния никто не подгонит, не у кого здесь обменять ружьё на бутылёк с фиолетовой жижей.

Затянув последний узел, Кейтлин откусывает нитку зубами поближе к ране, чтобы не мешалась, и случайно касается губами кожи, покрытой запекшейся кровью. Касается мимолетно, Вай даже не обращает внимания - рана ноет, полыхает огнём боли, и пилтоверка остаётся со своим смущением наедине. Проглатывает ставшую вязкой слюну и быстро трёт щеки, чтобы скрыть глупый румянец. Не время, Кейт, не здесь, вот выберетесь - если - и подумаешь, прокрутишь в голове это смазанное короткое ощущение сотню раз, а сейчас не до того.

Она щедро плещет на рану из фляги - у кого только отжали? Не вспомнить уже, да и ладно - и острый запах спирта врывается в ноздри обещанием, что шов не загноится. Вай только вздрагивает, с шипением втягивает воздух сквозь сжатые зубы, но больше не издаёт ни звука.

- Я закончила, пойдем, - Кейт прячет иглу и остатки нити в бедренный карман, встаёт, протягивает руку. Вай цепляется за узкую ладонь и поднимается, тихонько закряхтев от натуги. Времени нет, и даже если она замечает смущение Кираманн, то выбрасывает это из головы. Она простая, как и все жители Зауна: дают - бери, бьют - беги (или бей в ответ), а все, что сложнее, можно оставить на потом. Далекое-далекое потом, которое едва ли когда-нибудь наступит.

- Ну, пойдём, Кексик, - Вай хмыкает и подмигивает Кейтлин, прежде чем опереться на подставленное плечо. Кейт закатывает глаза, слыша тихий смешок, но молчит, только надёжнее обхватывает Вай за пояс, чтобы той было удобнее ковылять.

Времени у них действительно не так уж много.

*****

Кейтлин смущена, как малая девчонка.

Кто она без своей миротворческой униформы? Она не знает. Стоит обнаженная под душем, поджимая губы, и борется сама с собой, со своими мыслями, воспоминаниями. И с желаниями.

Ее бледные щеки густо краснеют, хотя вода предусмотрительно выкручена до едва тёплой; губы отчетливо помнят прикосновение к сухой окровавленной коже, и это мгновение раз за разом прокатывается горячей волной внизу живота.

Воображение, словно ей было мало, дорисовывает варианты развития событий, другие обстоятельства, реакцию Вай, в конце концов - Кейт, представив румянец на ее скулах и приоткрытые обкусанные губы, зарывается лицом в ладони, коротко застонав.

Она съезжает по стене на пол, представляя, как Вай, развалившаяся на ее постели, тоже думает о ней. Как встаёт, скидывает потрёпанную, но любимую куртку, стягивает с себя майку и порванные на бедре штаны, оставаясь в одном белье - Кейт не знает, какое на ней белье, но уверена, что оно удобное и практичное, не такое изящно-тесное, как у девушек из Пилтовера.

Она представляет простые короткие шорты, обтягивающие крепкую задницу, и сильные ноги, на одной из которых виднеются свежие швы. Она почти видит, как сильная мускулистая рука, увитая шрамами и татуировками, тянется к двери в ванную, чтобы ее открыть. Почти чувствует, как твёрдый горячий живот прижимается к спине, а шершавые тёплые ладони гладят ее по плечам, по груди, и это становится последней каплей.

Не то застонав, не то заскулив, Кейтлин запускает руку между своих мокрых бёдер. Ей стыдно, так чертовки стыдно - и так сладко, что она решает поругать себя за похабные фантазии несколько позже.

Ей хорошо, и жарко, и зябко одновременно; плитка холодит спину, а между ног горячо, как в аду, и влажные от смазки пальцы двигаются хоть и привычно, но настойчивее обычного, словно они и не ее вовсе.

Не ее, а Вай, думает Кейт - Вай наверняка двигается именно так - и эта мысль пронзает все тело, как удар по нервам, как самый точный выстрел. Кейтлин до боли закусывает губу, чтобы не закричать, но все равно издаёт несколько задушенных звуков, пока сокращаются мышцы.

Едва Кейт приходит в себя после оргазма, как стыд накрывает ее с головой, и сквозь звон в ушах и шум воды она не сразу слышит, что ее зовут.

- Кексик? - короткий стук в дверь заставляет заставляет вздрогнуть. - Ты там уже долго. Ты жива? Я что-то слышала.

Кейтлин в ужасе распахивает глаза, а краснота расползается по всему лицу и заходит на шею. Она понимает, что должна ответить - хоть что-нибудь! - но мысли валятся из головы, как мокрые обмылки из ладоней, и она только сипит что-то невразумительное. Могла бы не стараться - охрипший от стыда и удовольствия голос все равно невозможно расслышать.

- Кексик? - игривый голос Вай начинает звучать почти обеспокоенно? - Извиняй, но я вхожу, надеюсь, за это ты меня не пристрелишь.

Пока ручка двери опускается вниз, Кейтлин пытается встать… и поскальзывается. Зашедшая Вай лишь успевает увидеть, как Кираманн, вскрикнув, с громким болезненным шлепком плюхается на мокрый пол.

*****

Ужинают они в тишине. За столом их четверо, включая мать и отца Кейтлин, негромко ведущих светскую беседу и не замечающих (или делающих вид), как смущены их дочь и ее гостья.

В воздухе между Вай и Кейтлин буквально висит слово «неловкость», но они мастерски делают вид, что увлечены прекрасно приготовленным блюдом. В какой-то момент Вай даже не приходится притворяться: ее вкусы в еде специфичны для Пилтовера, но добрый кусок нежнейшего мяса в специях она всасывает в себя с неподдельным удовольствием.

Кираманны, уже смирившиеся с повадками бывшей заключённой, стоически не обращают внимания на издаваемые ею довольные звуки. Дочь уже ясно дала понять, что ее напарнице категорически рады в этом доме, и в их же интересах принять Вай как есть.

Мать, хоть и недовольна, держится с достоинством, и даже не морщит лицо в привычной презрительной гримасе. Просто холодно смотрит, и это устраивает всех. Отец принимает. Он улыбается, порой даже искренне, справляется о состоянии дел, иногда предлагает положить добавки во время их редких совместных ужинов - чаще дочь с напарницей попросту не являются, приходят под ночь, усталые и побитые жизнью, и прислуга относит еду прямо в комнату к Кейт, пока парочка миротвориц (когда ты успела записаться в защитницы Пилтовера, Вайолет?) в очередной раз потрошит домашнюю аптечку.

Они постоянно приходят вместе, буквально каждый день, и Кираманны ничуть не удивляются, когда в их обычные регулярные расходы вписываются немного одежды непривычного им размера, тонны бинтов и новое одеяло, а повар вежливо интересуется, как им приходится по вкусу еда, которую он приготовил в попытках угодить подруге леди Кейтлин.

Родители ничего не спрашивают, а Вай не говорит. Одна Кейтлин знает, что той попросту негде жить - Пилтовер ещё слишком чужой для неё, а вернуться в Заун она больше не может.

*****

Заун родной, привычный, и Вай приходит туда не без толики удовольствия. Где ещё можно хорошенько размять кулаки и навешать сияющих тьмой фонарей под чужими глазами, как не в городе отбросов, удушенном едкой кислотной пылью? Вот только жить там больше не получается.

Да, ей нашлось бы я в нем место: кто-нибудь из прошлой жизни обязательно дал бы крышу над головой, хотя бы из чувства вины перед Вандером и этой девчонкой, что он прочил на своё место, но чего ей не нужно, того не нужно.

Дом, милый дом - и мы к нему с огнём, все умрут в доме том.

Каждый раз, возвращаясь в нижний город, Вай прокручивает в голове эту глупую песенку, которую Паудер (Джинкс, теперь ее зовут Джинкс, Пау-Пау давно мертва) напевала, мастеря очередную зубастую штуковину, призванную уничтожать, но способную лишь безобидно изойтись густым ядовито-розовым дымом.

Вай не хочет сжигать Заун, не видит в этом смысла, потому что он и так давно перестал для неё существовать. Ей просто противно, и горько, и больно; она проходит по знакомым улицам, и видит прошлое, безжалостно разрушенное руками миротворцев, направленных рукой Силко. Видит битые стекла и гнилые доски, вмятины в стенах и темные пятна въевшейся в камни крови. Мимо бывшей заключённой пробегают маленькие живые Майло, Клаггор и Паудер, и она сама, полная жизни и надежд, ведущая свою маленькую команду за новой добычей (или новым провалом, это уже как пойдёт).

…Мертвые потухшие глаза друзей, их вывернутые под неестественным углом конечности, очки Клаггора, заляпанные его собственной кровью, сменяют картинку так резко, что в первый такой раз Вай выворачивает наизнанку в ближайшей подворотне.

После этого она старается избегать знакомых улиц, но понимает, что для нее это почти невозможно. Девчонкой она излазила Заун вдоль и поперёк, вверх и вниз, и вглубь, и каждая стена, каждый камень вызывают в ней ностальгию с привкусом железа во рту.

Поначалу она бродит в местах, куда Вандер опасался их отпускать - там, в темноте, среди мутантов и отбросов, детям было совсем не место. Но никто не помешает пойти туда повзрослевшей Вай, и она изучает, смотрит, только потом все равно уходит. Ее выталкивает оттуда, как бутылку, наполненную воздухом, выталкивает на поверхность воды, и Заун, казавшийся таким родным и привычным после заключения, начинает жечь ее легкие изнутри едкой вонючей взвесью.

Вай спускается в Заун все реже.

*****

В конце концов Кейт удосуживается сообщить родителям, что какое-то время напарница поживет у них, и что уже выделила ей комнату, но за всеми делами не успевала с ними поговорить. В ответ мать вздергивает бровь, невозмутимо отпивая чай из изящной фарфоровой чашки. Она медлит с ответом, и Кейт сжимает кулаки: она не спрашивает, лишь ставит в известность, и все будет, как нужно ей. Но так не хочется очередного скандала…

- Очень своевременно, Кейтлин. Ты правда думала, что мы не заметили?

Отец, сидящий в кресле напротив, кашляет в кулак, маскируя неуместный смешок.

- Я не самая лучшая мать, но я не слепая. Пусть остаётся, если иначе никак. Это ведь и твой дом тоже.

Слова даются ей неожиданно легко, и она удовлетворенно кивает самой себе, пока глаза Кейтлин расширяются по мере осознания слов матери. Миротворица мечется между сухим благодарным кивком и желанием по-детски кинуться матери на шею, расцеловав ее в обе щеки, и в итоге выбирает нечто среднее.

- Спасибо, мама. Я… очень рада. Спасибо.

Ее голос звучит так тепло и благодарно, что мать задерживает на ней взгляд дольше обычного. Они смотрят друг другу в глаза несколько секунд, прежде чем Кейт отворачивается, а ее мать возвращается взглядом к чаю.

Отец с удовольствием отмечает, что обе они улыбаются.

*****

Вай ворочается в ночной тишине, мечется по огромной постели, слишком большой и мягкой для усталого измученного тела. В комнате светло от уличных фонарей - невыносимо светло - и во сне заунки этот свет превращается в слепящие фонарики миротворцев, направленные прямо в глаза. Вай бежит, задыхаясь и спотыкаясь, снова и снова уворачивается от жадных огромных рук, скребущих пальцами по её одежде. Рядом с ней несутся друзья и сестра, и на каждом повороте она пропускает всех вперед, пересчитывает, следит, чтобы никто не отстал.

Она не помнит, как оказывается одна. В тупике деться некуда, и при попытке взобраться по стене её сдергивают за ногу, швыряют лицом на асфальт и бьют. Она видит только ботинки, остальное засвечено фонарями. Она знает, что это ботинки жителей Зауна.

Её бьют, потому что она заслужила. Она предала семью, друзей, весь Заун. Предала сестру, сломала ласковое доверчивое дитя, своими руками сделала из нее чудовище. Подарила ее Силко, буквально преподнесла на блюде - а остальных погубила.

Удар. Разбитые очки с пятнами крови. Удар. Искореженная взрывом тонкая рука под грудой камней. Удар. Синие вспышки, жар огня, избитое лицо Вандера. Удар. Кровь, кровь, кровь. Удар в поддых, удар под ребра, удар в лицо…

Вай просыпается, чувствуя во рту вкус железа и пыли. Ее зубы сжаты до скрипа, и челюсть удается расслабить не сразу и не до конца. Вайолет смотрит на свою ладонь - та мелко трясется - и сжимает её второй рукой, унимая дрожь.

Это только сон, говорит себе она. Только сон. Сон.

В голове рычит и хохочет Джинкс, вскидывая пулемет, и сияют неоном безумные розовые глаза. Бетонное крошево под пулями разлетается во все стороны, метит в лицо, но осколки ранят не кожу, а сердце. Пыльная взвесь забивается в нос и горло, ссыпается в легкие, душит до хрипа…

Это все просто сон.

*****

Ночью Вай не торопится уходить к себе комнату, тянет время, делает вид, что не видит стрелку часов, застывшую на двенадцати.

- Завтра на смену, - говорит Кейтлин, и Вай кивает, бинтуя руки. Она делает это весь последний час, так тщательно и придирчиво, что подозрения Кираманн становятся уверенностью.

- Что-то случилось?

- Нет.

Вопрос-ответ, будто бы кинула мячик об стену, и он отскочил обратно.

- Вайолет.

Та молчит, остервенело расправляя бинт, чтобы не давил на пальцы. Ткань бинта тихо трещит.

- Вай.

- Да что?! - рыкает Вай, не сумев проигнорировать Кейтлин, когда она так серьезно заглядывает в глаза.

Человек со стороны решил бы, что заунка вот-вот кинется в атаку. Кираманн знает, что за этим рыком прячется усталая девчонка, сбитая с толку. Эта девчонка ненавидит выглядеть слабой и постоянно отшучивается, но сейчас настроения на паясничество у нее нет.

- Я сделаю все, чтобы тебе помочь, клянусь. Но мне нужно знать, чем и как, - Кейт кладёт свою изящную ладонь поверх шершавых бинтов. Невесомо поглаживает большим пальцем костяшки, так нежно, что чувства в груди сворачиваются спиралью, застревают в горле, жгут глаза.

Вай отводит взгляд, прерывисто вздыхает. Она слишком устала.

Вай прикрывает глаза и начинает говорить.

*****

Мысли Кейтлин забиты словами и образами, которые не получается выкинуть. Эти образы цепкие, приставучие, как паутина, они рвутся и слипаются снова, смешиваются, мешают спать.

- Я больше не могу вернуться.

Вай смотрит застывшим взглядом перед собой.

- Я не могу спать.

Про кошмары она рассказывает отрывками и так нехотя, что Кейт в голову не приходит уточнять подробности.

- Я перестала спускаться туда, но они теперь сами приходят ко мне по ночам.

Пока она говорит, у Кейт мурашки по всей спине. Сложно сказать, что шокирует её сильнее - сами сны, наполненные призраками и болью, или то, насколько они запугали неистовую бесстрашную сильную Вайолет. Кираманн становится стыдно, что ее раны не так глубоки, как у дочери Зауна, видевшей слишком многое за свою недолгую жизнь. Даже тяжелые травмы матери и лучшего друга не принесли столько боли и страха, сколько сейчас звучит в словах напарницы.

- Я предала ее. Предала их всех. И теперь расплачиваюсь.

При виде крепкой спины, сгорбленной от тяжести горечи и вины, у Кейт щиплет в глазах и горчит на корне языка. Она знает, что ничем не может утешить Вай, и просто молчит рядом…

Кейт выныривает из воспоминаний, сжимает и трет переносицу пальцами, и поворачивает голову набок.

Совсем рядом, уткнувшись носом в ложбинку между подушками, обессилено дремлет Вай. Даже ночью видно тени, что залегли под её глазами - такие тени не уходят при свете дня, наоборот, обозначаются сильнее и резче.

- Жаль, что ты не сказала раньше…- беззвучно шепчет Кейтлин и осторожно тянет руку, чтобы убрать прядь волос с беспокойного лица заунки. От легчайшего прикосновения та вскидывается, как от удара, перехватывает ладонь. Глаза её огромные, бешеные и испуганные, и пораженная Кейтлин не чувствует боли в крепко стиснутой руке.

Несколько долгих секунд они смотрят друг на друга - тяжелое дыхание Вай медленно успокаивается, пульс замедляется, и она падает обратно на подушку, закрывая глаза ладонями.

- Прости…- глухо бормочет она, сжимая кулаки. - Прости, я не привыкла…

- Все хорошо. Это ты меня прости, я тебя разбудила.

- Нет, кексик, я…

- Вай.

- Я не должна была остава…

- Вай.

Вайолет замолкает, медленно отводя руки от лица - и позволяя Кейтлин мягко сжать свои ладони.

- Я сказала, что сделаю все, чтобы помочь тебе, - Кейтлин немного смущается, но ночь сужает пространство, скрадывает детали и прибавляет смелости, которой не хватало вечером. - И если для этого мне придется пару раз ночью получить по лицу, или разбудить тебя, чтобы успокоить, и обнимать до утра, я это сделаю. И не только это. Ты слышишь меня?

Вай слышит.

Слушает, замерев, смотрит расширенными глазами. Дышит тихо, боясь шевельнуться - боясь проснуться и понять, что это всего лишь сон. Единственный хороший сон за последние сотни ночей, который не должен закончиться слишком быстро.

- Вай? - Кейтлин упрямая, она ждет ответа.

- Да. Я тебя слышу, - тихо выдыхает заунка, крепко зажмуриваясь и на миг забывая дышать, когда Кейт тянет руки на себя и целует её сбитые костяшки.

- Хорошо.

Кейт отпускает чужие ладони - сердце Вай пропускает удар от мысли, что та сейчас отстранится - и подается вперед, обнимает, прижимает лохматую голову к груди.

От теплой близости у Вай кружится голова, и она закрывает глаза, неожиданно быстро проваливаясь в благословенное пустое ничто. Кажется, перед этим она чувствует мягкий поцелуй в макушку, но, даже если это просто часть сна, её это полностью устраивает.

До утра Вайолет спит спокойно.

*****

- Доброе утро, - отец улыбается дочери и её напарнице, когда те, уже одетые, спускаются к завтраку. Мать приветственно кивает, не отрываясь от газеты.

- Доброе утро, - Кейтлин тоже кивает матери и улыбается в ответ отцу.

- Доброе, - зевает Вай, прежде чем плюхнуться на стул. - Что?

Она смотрит на удивленные лица четы Кираманн, переводит взгляд на Кейтлин, улыбающуюся шире и нежнее, чем когда-либо раньше.

- Что? - повторяет заунка, не понимая, что происходит.

- Ты впервые за все время в этом доме назвала утро добрым, - отвечает Кейтлин, и Вай задумчиво трет след от подушки на своем лице.

- И правда, - говорит она.

 И правда.

Конец