Ки Тон яркая, теплая, солнечная, обволакивает. Пропитывает каждый нерв, каждую эмоцию. Она словно подсвечена золотом изнутри.

      Сан Джин не может прекратить смотреть.

      (Потому что Ки Тон с и я е т).

      Ки Тон нежная, с мягкой этой своей улыбкой, бледной тонкой кожей и сияющими глазами. Такими светлыми-светлыми, похожими на два хрусталика, ярко светящиеся на солнце. Ограненные светом, с золотистыми прожилками, в которых едва-едва проглядывает шоколадный карий.

      У Ки Тон мягкие длинные светлые волосы, с челкой, чуть прикрывающей глаза и накрывающей почти прозрачные ресницы. Такие длинные и пушистые на самом деле.

      Ки Тон похожа на милую фарфоровую куколку, и кожа у нее такая, что Сан Джин мягко скользит по запястью пальцами, чертя различные узоры. Она — ее крайность. Мягкая, нежная, сотканная из эмоций девчонка, до одури солнечная и теплая, согревающая в своем тепле.

      Ее б е с к о н е ч н о с т ь.

      Космос, изорванный звездами, бескрайний, пустынный, весь в багряных и карминовых оттенках, пустой, но одновременно такой полный, что задыхаешься.

      Ки Тон смущается, алеет и теряется.

      Ки Тон наивная, милая и добрая.

      Ки Тон такая одинокая в своем космосе.

      И Сан Джин хочет его наполнить, обнимает эту одинокую солнечную девочку, что пропитывает ее своим теплом.

      И аромат сирени, пропитывающий ее мягкие светлые волосы, в которые Сан Джин носом зарывается и хочет потеряться.

      Над головой — звезды. В голове, вообще-то, тоже они, холодные, сверкающие, кружатся и жужжат, мешая сосредоточиться на чем-то определенном.

      Ки Тон неловкая, но такая нежная, и — обволакивает, обволакивает.

      Сан Джин же боится, боится спугнуть это тепло, это тонкое счастье. Тянется и тянется за ним, губами проходя по костяшкам пальцев солнечной девочки. Она перед глазами пятнами яркими, как всякий раз, когда долго смотришь на солнце.

      Алыми, багряными, изумрудными, цвета индиго.

      Эти же пятна перед глазами, когда Сан Джин чуть поднимается и целует Ки Тон в губы, чувствуя их мягкость, нежность и податливость, эту беззащитность, эти вздохи, срывающиеся с них, когда она прерывается.

      Смотрит на Ки Тон.

      И вновь тянется к губам.

      Она — ее крайность.

      Для Ки Тон — бесконечность.

Конец