Когда-то давно я думала, что самое главное — быть гордой, ходить с высоко поднятой головой и никому не позволять оказаться выше себя. Тогда я была моложе и глупее, сейчас — устала. И встретила тебя.

Право слово, кому нужны гордость и высоко поднятая голова? Ведь можно разметаться на кровати с черным постельным бельем и вцепиться в холодный металл наручников, пока твои пальцы властно двигаются во мне, а взгляд — припечатывает и подчиняет. Ты заставляешь хотеть больше, и я хочу. Ты приказываешь молчать, и я молчу.

Это твоя комната.

Это твое время.

Это твоя рабыня.

Ты завязываешь ей глаза, и она проваливается в сладкий кошмар бесконечной пытки сексом. Проще думать — она. И не чувствовать ягодицами влажные простыни, пропитавшиеся потом и водой, потому что я — она — теряла сознание, и ты приводила меня в чувство, не желая терять ни секунды своего драгоценного времени. Игрушка должна развлекать, а не развлекаться, но одно невозможно без другого, и я цепляюсь за мокрый металл, чтобы приподнять бедра повыше, податься тебе навстречу, раскрыться и полностью отдать себя.

Я всего лишь твоя игрушка. Утро придет тогда, когда захочешь ты. Но ты любишь темноту и с трудом соглашаешься на сумерки. Наверное, потому что я чувствую себя такой беззащитной и не могу сопротивляться ни одному твоему приказу. Не хочу. И ты знаешь. Ты глубоко внутри. Ты проникла в сознание и перекроила его. И мне плевать, ведь моя голова все еще высоко поднята, выше чем раньше, потому что только так можно проникнуть в тебя языком и написать признание в любви, стоя на коленях.

Кто бы мог подумать, что так приятно отдать контроль и стать послушной рабыней, которая во всем подчиняется своей госпоже? Если та приказывает неподвижно стоять и смотреть, то нужно всего лишь неподвижно стоять и смотреть, не распуская рук и не касаясь себя, пока госпожа трахает очередную девку. Это даже красиво — видеть тебя целиком. Это впивается в сознание и плавит душу жидким серебром.

Если бы я могла говорить, то призналась бы, что живу твоим дыханием и чувствую твоей кожей — как стекают капли пота и обжигает кожа снятой шлюхи. Горячий воздух сушит губы, но я не шевелюсь — твой приказ выше моих желаний. И это сильнее меня.

- Твоя очередь.

Если бы ты разрешила говорить, я сказала бы, как благодарна тебе за твою доброту. Такая мелочь, но я готова отрастить хвост и с восторгом стучать им по мокрым ляжкам, потому что сегодня я между вами: лицом в твоей промежности, промежностью — на лице шлюхи. Твоя темная комната — наркотик. Она сводит с ума. Ты — сводишь с ума.

- Хорошая девочка.

Ты говоришь, а я задыхаюсь, захлебываюсь. Тобой, своим оргазмом, темной комнатой в пятнах девайсов. А еще ненавистью.

Господи, как же я тебя ненавижу. Даже сильнее, чем люблю. Было бы почему, но ты трахаешь других, приказываешь другим, наслаждаешься другими, как бы высоко я не задирала голову, ублажая тебя языком, дыша твоим носом, чувствуя твоей кожей, ловя твои оргазмы. Играя в невинность и шлюху, подчиняясь малейшему движению, вылизывая твои ступни. Но ты все равно приводишь других.

Как долго я буду постоянным девайсом в твоих руках?

Я не хочу знать ответ. Я хочу сохранить тебя для себя, не делясь с другими. А потому — остаюсь твоей сильнейшей страстью, твоей любимой игрушкой, и даже когда ты хрипишь, пойманная в удавку моих бедер, я все еще — твои любимые зеркало и рабыня. Но ты не можешь приказать, хотя я этого очень жду.

Если бы ты разрешила мне говорить, то я спросила бы, можно ли мне остаться с тобой навсегда.

Конец