Пускай ты забудешь бессонные ночи, 
и всё, что я в памяти свято храню. 
Ты только живи счастливей и дольше, 
и помни, как прежде тебя я люблю! 
С. Сурганова (Мой маленький рыжий)

Фитилёк свечи радостно подался навстречу огоньку спички, вспыхнул и осветил уютно-оранжевым светом гладкую поверхность стола. И хотя большая часть комнаты оставалась окутанной вечерним полумраком, она решила, что и этого для неё вполне достаточно. 
Клодин медленно опустилась в тяжёлое кресло, обитое тёмной тканью, и печально посмотрела в окно. 
Сквозь полузамёрзшие стёкла всё же можно было разглядеть очертания соседних домов. Свет от их окон был отчётливо виден в зимних сумерках. Свет свечей, или счастья тех, кто обитал в этих домах. Клодин попыталась представить себе этих людей. Семьи, с солидными отцами, хлопотливыми матерями и целой кучей весёлых ребятишек. Или влюблённых, сидящих, тесно прижавшись друг к другу, перед весело потрескивающим камином в ожидании рождественского чуда. Как должно быть им уютно этой холодной тёмной ночью! 
Она не придёт. Клодин знала это. Но всё равно продолжала отсчитывать минуты, неподвижно глядя на густые хлопья снега, которые равномерно сыпались с густо-чёрнильного неба. 
Хотя бы малейший шорох, скрип дверей, её лёгкие шаги, её морозное дыхание. Почувствовать её маленькие озябшие ладони и быстро-быстро согреть их в своих…А потом крепко обнять. И её, и морозец, впитавшийся в шубку. Обнять и забыть о том, что было много дней без неё. Просто представить, что она отлучилась куда-то совсем ненадолго. И теперь вернулась. И всё было бы по-прежнему. Так, как будто не было никогда Эндрю, не было её бегства и лжи. Как будто всё это было только дурным сном!.... 
Клодин содрогнулась, прижав ладони к горячему лицу. Несмотря на то, что камин никто не разжигал, и в комнате было прохладно, она чувствовала, как что-то жгучее идёт от сердца, сдавливает горло и просачивается горячими каплями из глаз. 
— Сирена, Сирена…! – горестно прошептала Клодин, выдыхая её имя как мольбу, которую она не услышит. Потому что не шелохнётся застывший воздух, не скрипнут двери и звук её шагов, к которым привык этот дом, не вознесёт весть об её приходе. И вздохи её греют другие губы, и другие ладони будут разминать её озябшие пальцы. И руки другого мужчины будут обнимать её этой рождественской ночью! Настоящего мужчины… 
Клодин горько усмехнулась: 
«Доктор прав! Зачем Сирене нужен я, если Господь, создав меня, дал мне это неправильное тело…Каким бы мужеством ни обладала моя душа, разве когда-нибудь мне суждено сравниться с братом? 
Но, Сирена, Сирена, неужели моей любви было недостаточно? Неужели моя неправильность в твоих глазах так велика, что мой брат легко занял моё место в твоём сердце? Чем я заслужил это?» 
«— Какие чувства? Ты же девушка!» — холодно-презрительный голос Сесилии, её брезгливо искривлённые губы возникли в памяти Клодин, и на своей щеке она ощутила ту давнюю пощёчину. 
«— Что ты можешь дать ей, кроме общения? Ты ведь девушка». Девушка! Девушка! Девушка! 
Она сжала голову похолодевшими пальцами, стараясь унять хор голосов – злых, насмешливых, непонимающих. 
— Боже, за что ты наказываешь меня! – Клодин вскочила на ноги, смахнув рукой свечу со стола. 
Единственный тёплый огонёк в холодной комнате тотчас потух. Клодин замерла, вглядываясь измученными глазами в резко сгустившуюся темноту. 
Через окна с улицы падал мутновато – голубой свет, окрашивая комнату в безлико — серые тона. 
Она успокоилась. В сердце вместе со свечой как будто тоже что-то погасло. Клодин казалось, что в эту рождественскую ночь – она единственный человек, отгороженный от остальных людей холодом и тишиной. Но сейчас это её не волновало. Клодин знала, что собирается сделать. 
Она твёрдо направилась к секретеру, где в отдельном ящичке хранился револьвер. Спокойно зарядив его, Клодин вышла на середину комнаты, туда, где растекался тусклый уличный свет. Она бросила взгляд на стену где висели большие часы. В полутьме сложно было разглядеть, какой час приближали стрелки, но если она не ошиблась, то через полчаса наступит светлый праздник, который с нетерпением дожидаются все эти семьи, в домах которых уютно горят камин и свечи. 
« Мне нет места среди этого. Женщина, которую я любил всем сердцем – бросила меня ради моего брата. Мой истинный пол – как позорное клеймо. Маура, Сесилия…а теперь и Сирена… она тоже отвергла меня». Клодин грустно улыбнулась в темноте и посмотрела в окно. Небо изредка проблескивало тусклыми звёздами. Снег теперь кружился лёгкими пушинками. Желтоватым пятном показался кусочек луны. 
— Если бы…если бы я мог увидеть тебя сейчас, хотя бы в последний раз…. 
Она медленно поднесла револьвер к виску и закрыла глаза. 

«…но независимо от твоего выбора я хочу сказать, что ты не должна чувствовать себя обязанной или виновной в том, что моя любовь будет вечно с тобой. Пожалуйста, поверь мне». 

Конец