В комнате пахло маслами и воском, из которого были сделаны свечи, наполнявшие комнату желтоватым свечением. Кимерка сидела на резном стуле, откинув голову на невысокую деревянную спинку, а воплощение надежд всех данмеров – и воплощение её убитого мужа – сидело у её ног, как собачка.

Голова Нереварина лежала затылком на коленях живой богини, и пальцы чувствовали, какие шелковистые у этой головы волосы.      

- Альмалексия, - это имя отдаёт горячим песком.      

Голос у неё с хрипотцой, совсем как у Неревара, но в глазах – огненное дыхание Красной горы, на коже, в причёске – пепел. Так странно чувствовать в себе влечение к этой неизвестной женщине, но Айем знает, что это плата за былую любовь к Индорилу. Правда, она сама не может сказать – была ли та любовь?      

- Как я жил без тебя раньше?      

Она говорит о себе в мужском роде. У них такая игра, точно всё сохранилось, как прежде: Неревар – мужчина, Альмалексия – его любящая жена, но оба они знают, что только кимерка осталась неизменна за все эти годы, а хрупкие серые запястья мага не походят на крепкие руки воина-кимера. Но они продолжают играть. Айем – потому что ей удобно держать Нереварина на коротком поводке, чувствовать свою власть над воплощением вождя. А данмерка, должно быть, всё ещё чувствует отголоски обожания, которое дарил своей жене Индорил, и, наверняка, сама заново влюбляется в живую богиню. Сложно устоять, когда Айем всё ещё здесь – осязаемая, живая, с пахнущими лавандой огненными волосами и нежной кожей. Точно такая же, как в последний день жизни Неревара.      

- Мне кажется, что я всё это время был зол на тебя, но не знаю, за что. И сегодня я хочу подарить тебе своё прощение.      

Лучше бы «он» и не вспомнил.      

Нереварин разворачивается, становится на колени и касается ног Альмалексии подбородком. Кимерка вздрагивает – этот жест любил использовать её муж как демонстрацию доверия. «Я в твоей власти». Айем покровительственно улыбается, в тайне уже размышляя – что ей делать, если просто Нереварин и в самом деле станет Нереваром Возрождённым? Ей бы не хотелось терять такой ценный инструмент, но жизнь и власть кимерке намного дороже. Вряд ли собственное убийство Индорил простит ей так же просто, как сейчас.

А пока Альмалексия, наслаждаясь таким покорным взглядом снизу вверх, касается указательным пальцем жёсткого рта. Он приоткрывается, и Айем чувствует, как в нём тепло и влажно – как становится и в ней самой, когда язык Нереварина скользко проходится по коже. Рот смыкается вокруг пальца, и данмерка медленно подаётся назад. Когда её остренькие зубки прикусывают подушечки пальцев, чувственные губы Альмалексии приоткрываются выдохом истомы. Нереварин поднимается с колен и наклоняется над Айем. Она позволяет поцеловать себя. Незнакомка ласкает нежно, но властно, как покойный Неревар. Холодные пальцы одной руки проходятся по шее под волосами, другой – огибают скрытую под причудливым доспехом грудь, ползут по животу, и живая богиня ёрзает от нетерпения, как самая простая похотливая женщина. До вожделенного злые пальцы доходят не сразу, сперва дразняще перескочив на бедро, по-хозяйски мнут его, но вскоре Айем чувствует их под набедренной повязкой. Кимерка тихо постанывает, раздвигая ноги и подавшись тазом вперёд; дыхание обеих женщин становится тяжёлым. Рука на шее Альмалексии сжалась у основания черепа, вызвав приятный спазм, стёкший холодком по «холке». Айем проходится пальцем за ухом Нереварина, и та шумно выдыхает, подставляясь ласке. Это всегда было странным слабым местом Неревара. Незнакомка прерывает поцелуй, смотрит на жену, и в рубиновых глазах плещется что-то тёмное. Их цвет неправилен. У Индорила глаза были золотистыми, как и у его супруги.      

- Думаю, вино не будет лишним.      

Данмерка проводит по татуировке на лице богини, целует её в лоб и медленно вдыхает аромат её волос. Отстраняется, словно ждёт ответа. Айем усмехается и молча кивает.      

Новое тело её супруга невысокое, коренастое, но ладно сложенное, и лёгкая мантия Дома Телванни отлично подчёркивает это, деликатно обрисовывая некоторые детали.      

Она облизывает губы, когда Нереварин уходит ей за спину – сердце колотится чаще, и впервые за столетия это так сладко ощущать, как сладко и то, что Альмалексия держит воплощение вождя на кончике своих длинных ресниц. Возможно, ей удастся убрать со сцены остальных членов  Трибунала раньше, чем планировалось.       

Кимерка откидывается на кресло и довольно оглядывает спальню Нереварина. Чудесный вечер.      

- Знаешь, Альма, оказывается это не первое моё воплощение, - голос данмерки прекрасно оттеняет тишину поздних сумерек. Кимерка слышит, как вино звонко плещется, наполняя бокал. Вот он наполнился, но вместо того, чтобы взять второй сосуд, женщина делает долгий глоток и ставит бутылку. Поначалу Айем не придаёт этому значения – как и не придаёт значения имени, которым её назвали.

- Но суть не в том, чтобы возродиться, а в том, чтобы осознать себя. Забавно, что это произошло именно в женском теле. Возможно для того, чтобы я смог понять женское коварство.      

Нереварина, необыкновенно задумчивый, заставляет напрячься всё тело. Альмалексия слышит, как из ножен достают клинок, судя по звуку – длинный кинжал, всё же слишком короткий, чтобы быть мечом. Значит, Неревар возродился полностью. Значит, игра была глубже, чем казалось на первый взгляд.      

- Ты так и остался глупцом, мой дорогой супруг, если думаешь, что меня может убить простой кинжал, - нахально говорит Айем, делая вид, что ей всё равно. Голос надменен, поза почти не меняется – самообладанию кимерки можно позавидовать. Она скорее чувствует, чем слышит, как Нереварин подходит сзади. На руке бесшумно появляется сфера чистой энергии.      

- О нет, моя возлюбленная жена. Бритва Мерунеса… - это соревнование на скорость – и смертная выигрывает его. Прежде, чем Альмалексия успела выстрелить в данмерку, кинжал уже вошёл в её шею легко, как в гнилой фрукт, с отвратительным звуком. Хватка, сжимающая свободное запястье Нереварина, мгновенно ослабла.

- … не просто кинжал!      

Но окончания фразы Айем уже не слышала. Она обмякла, такая беззащитная в своём бесполезном доспехе. Бритва оказалась способной убить действительно ЛЮБОЕ живое существо. Данмер рывком высвободила кинжал и быстро отвернулась. Она не хотела видеть дело рук своих. Щёки горячила солёная жидкость, сама собой хлынувшая из глаз. История, которая связывала Индорила с Альмалексией, закончилась сейчас. У неё не могло быть иного финала, и всё же факт смерти жены погрузил Неревара в глубокое горе. Чувствуя необыкновенную усталость, Неревар Отмщённый обходит стул и садится в кресло прямо напротив трупа. Кинжал ложится на колени как залог спокойствия. Закрыв глаза, женщина воровато стирает с лица слёзы. Она чувствует, что освободилась от тяжкой ноши, но облегчения не испытывает. По телу от этого небольшого бокала вина – данмерка пить не привыкла – разливается приятное тепло. Её мучают воспоминания Индорила Неревара, по большей части о сладком яде лжи, которым поила его Альмалексия. Голоса друзей и жены оставляют глубокую рану в умирающем духе. Потому-то она и вспомнила. Этих голосов хватило бы ещё на тысячи неудавшихся воплощений, но теперь, когда проснулся оригинал, этого и не нужно. Наконец, Нереварин проваливается в короткий, беспококойный сон.      

Проснувшись, магесса первым делом стискивает рукоять даэдрического артефакта. Во сне к ней приходил Вивек, названый брат. Она была уверена, что это был именно Вехк, а не иллюзии воспалённого разума. Он знает, что Нереварин теперь – сам Неревар, и он знает, что она сделала. Бог-король не будет прятаться за спинами союзников и прибегать к уловкам, если данмерка придёт за ним. Вивек был готов испытать судьбу и встретиться с воплощением вождя лицом к лицу. Нереварин поигрывает кинжалом, стараясь не забывать, как опасна неосторожность с предметом, способным мгновенно убить любого. Мёртвая Альмалексия с ненавистью смотрит на неё застывшим взглядом, и по правой стороне шеи, скрываясь где-то под запачканной бронёй, расплывается тёмное пятно.      

«Но я хочу сказать тебе то, что должен был сказать уже давно, Неревар, - повторяет двуцветный в её голове.

– Что сделано, то сделано, и, не буду врать, я сознательно привёл тебя к смерти. Но мне жаль, брат».      

Король-поэт, он всегда был лжецом, но Нереварин почему-то верит ему. Что ж, тем лучше.      

Бритва Мерунеса вонзается в подлокотник, а данмерка идёт освежиться вином. У неё ещё есть незаконченные дела.

Конец