Белые лилии спят на темной воде,

Спят лунные кратеры, космоса черные дыры,

И ты плывешь сквозь них в темноте -

Берега совершенного мира.

Прячет в ладони лицо

Юный месяц печальный и кроткий.

Он не знает о том, что твой сон -

Самый сладкий и самый короткий

Сон.

Дыши покоем ночной простор,

Залиты лунным светом равнины,

Спят зеркальные глади озер,

В мягком тумане исчезли вершины.

Там, где горы сомкнулись в кольцо,

Месяц качает в серебряной лодке

Ту любовь, что похожа на сон,

Самый сладкий и самый короткий

Сон.

Flёur

 Я встаю с кровати, стараясь не разбудить тебя, матрас под моими коленями предательски скрипит. По залитой лунным светом комнате не гуляет ни единая тень - всё застыло в едином кадре, словно серебряная воздушная вязь, переливающаяся на пол через подоконник, усыпила комнату подобно магическому зелью. Стараясь не задеть тебя, я перебираюсь через изножье кровати и застываю, глядя в окно. На деревья за окном обрывками утреннего тумана легла первая осенняя изморозь. И в комнате холодно, и кажется, что лунные блики, лежащие на нашем полу - это тот же ледяной узор. Я переступаю ногами - пол и правда холоден - и, стянув рукава свитера до кончиков пальцев, складываю руки на груди. До окна - четыре шага, переступив через серебристых змей на полу.

На подоконнике сидеть холодно, но я все же устраиваюсь поудобнее. На улице ни одной машины, будто время остановилось и не выпускает в застывшую в раме нашего окна картину никого, кто мог бы испортить звонкий и блестящий момент первой победы зимы над поздней осенью.

Низко над парком завис белоснежный диск полной луны, словно та и сама решила разглядеть поближе и посеребрить своим неверным светом поседевшие за одну ночь ветки с уставшими за долгое лето немногочисленными посеревшими листьями. Луна холодно улыбается и прижимается ледяными руками-бликами к моей щеке - или это я, задремав, прислонилась к серебристому стеклу. Отодвигаюсь, и в нем, как в темном зеркале, отражаются волнистые белые пряди, больше похожие на ветви деревьев вдали, чем на привычные пшенично-золотистые волны. В ладонях, как вода, собирается лунный свет, дымкой выползая из моих рук и змеясь на пол, и бежит, клубится по ножкам стульев, тенями замерших, как настороженные звери. Луна поднимается чуть выше, и вот изморозь уже покрывает твое пальто, висящее в дальнем углу на крючке, мои сваленные на полке книги и спустившийся на пол угол одеяла, бежит волной по твоим разметавшимся по подушкам темным прядям, делая твое лицо еще светлее, словно мраморным или гипсовым.

А за окном в лужах последнего дождя под потоком белого света ртутью стоит неподвижная вода, отражая расстроенные своей ненужностью фонари. Руки зябнут под серой вязью рукавов, ноги уже совсем заледенели, потому что стелющийся по полу туман больше похож на студеную воду в проруби, чем на ласковый неосязаемый свет. Звезды колются с неба, как ростки терновника, окружают лунное чело, с непонятной жестокостью упивающееся ночной властью над временем, приносящее себя в жертву мерзлому мгновению обжигающе-холодной красоты. Мысли, несмотря на сонливость вдруг становятся кристально-чистыми, ясными и прозрачными, как льдинки в граненом стакане с водой. Холодно.

- Ты чего не спишь? - Щелчок, и у меня за спиной маленьким солнцем загорается лампа на тумбочке. Я оборачиваюсь и вижу на светло-бежевых обоях распускающиеся под желтоватым светом маленькие цветочки. На фоне зеленого одеяла твоё недовольное сонное лицо выглядит живым и теплым. Солнечное пятно из угла разливается по комнате, словно масло по горячей сковородке, разрушая иней на полках и сгоняя ледышки-блики с насиженных мест.

Конец