Каждую ночь — одно и то же.

Рейчел засыпает на спине, но в полусне переворачивается на левый — всегда на левый! — бок, вытаскивает из-под головы подушку и вцепляется в нее, прижимая к себе — будто ей больше некого обнимать, честное слово. Затем сворачивается клубком и сжимает многострадальную подушку еще и коленями. Одеяло обычно сползает, и можно пересчитать выпирающие позвонки у нее на спине.

А где-то через два часа она начинает кричать.

Рейчел кричит так, что сердце заходится от боли и какого-то странного, неуместного ужаса, отголоском стадного инстинкта проходящегося по нервам. Рейчел колотит; она вцепляется в подушку зубами и принимается мотать головой, словно пытается оторвать кусок — словно вгрызается во что-то еще живое и сопротивляющееся. Глаз беспокойно ворочается под тонким веком, пронизанным синевой капилляров.

Джессика вздыхает и встряхивает ее, цепко ухватив за плечо — от этого Рейчел всегда просыпается.

Всегда, моментально, собой.

— Блядь, — выдыхает Рейчел и смотрит мутно-мутно. — Блядь.

Джессика осторожно прикасается к ее виску, заправляя за ухо прилипшие волосы.

— Снова тот же кошмар, да? — спрашивает она негромко.

Вместо ответа Рейчел только пожимает плечами. Пустая глазница укоряюще смотрит в пространство — впрочем, наверняка укор Джессике только чудится.

— Эй, — Джессика аккуратно оглаживает чужую ключицу, торчащую болезненно остро. — Все хорошо. Ты в безопасности. Я здесь. Я с тобой. Все хорошо. Тебя вылечили. Все хорошо.

Иногда это помогает — просто нашептать бессвязную смесь успокаивающих фраз. Иногда Рейчел засыпает обратно и спит до утра без кошмаров — но сейчас на это не стоит надеяться.

Рейчел пытается приподняться на локте, но тут же болезненно охает и наваливается на Джессику всем весом. Впрочем, дискомфорта это не приносит: она легкая. Исхудала, бедная, даже грудь, кажется, меньше стала.

— Джесс, — хрипло шепчет она куда-то в висок. — Помоги мне сесть.

Джессика, конечно, помогает и получает в благодарность слабую улыбку. Рейчел откидывается на спинку кровати, запрокидывает голову и тут же вцепляется в короткие светлые волосы.

— Я не понимаю, — выдыхает она. — Я не понимаю, почему ты еще со мной. Нет, молчи, — останавливает она отвращающим предостерегающим жестом попытавшуюся заговорить Джессику, — я знаю, что ты хочешь сказать: в обмен на спасение... бла-бла-бла... поработать на "Трайселл" оперативником... с испытательным сроком... — она дышит совсем тяжело, как после кросса. — И ты за мной приглядываешь, да. Но приглядывать ведь можно и... — она прикусывает губу, пытаясь сформулировать, но затем бросает это явно неблагодарное дело, — и без постели. И без романтики. И без всего прочего. Почему, Джесс? Я же... — Рейчел поворачивает голову, чтобы видеть лицо Джессики. — Я ведь калека. И уродина, — с хмыканьем она дергает опустевшим без руки правым плечом. — И спать я тебе не даю. Так почему?

Джессика вздыхает. Рейчел, конечно, умница, но некоторых вещей не понимает. Какой резон бросать отношения, построенные на откровениях, пусть даже и односторонних? Это куда полезней для задания.

Это, конечно, если подходить к вопросу с деловой точки зрения.

— Наверное, я извращенка, — Джессика беззаботно пожимает плечами. — Ты мне и такой нравишься. Тем более... как там говорится... "В богатстве и бедности, в болезни и здравии"...

— Мы не венчались, — Рейчел улыбается едва-едва, но и это уже хорошо.

— Можем обвенчаться прямо сейчас! — предлагает Джессика радостно и садится на постели. — Правда, у меня нет нормальных парных колец, но я что-нибудь найду, не беспокойся. Гранату разберу, например...

— Нет, лучше сиди, — Джессика спиной не видит, но чувствует улыбку в чужом голосе. — Не хочу взорваться с в собственной спальне.

Строго говоря, это не совсем ее спальня и не совсем ее квартира, но Джессика не считает нужным поправлять.

— Вопрос исчерпан? — уточняет она, ложась обратно поверх одеяла. Ночь прохладная, но ей только нравится — а вот каково Рейчел, предпочитающей спать обнаженной?

Она беззвучно усмехается своей манере подбирать слова и запрокидывает голову. Рейчел встречает ее взгляд и кривовато улыбается; белесые шрамы на ее правой щеке приходят в движение.

— Вопрос исчерпан, — соглашается она и немного неловко пожимает плечами. От этого движения взгляд Джессики цепляется за почти изящную сеть шрамов, покрывающий покрывающую все тело Рейчел, сползает на грудь — красивую, все еще полную грудь с крупными сосками. Сколько потребовалось времени, чтобы вернуть все как было, знают только хирурги. Сложная работа, сложная и неблагодарная.

Рейчел замечает взгляд и хрипло смеется.

— Джесс, ты каждый раз будешь успокаивать меня после кошмаров сексом?

— Почему бы и нет, — Джесс хмыкает и, протянув руку, бесцеремонно оглаживает подушечкой указательного пальца сосок. — Иди сюда, милая.

Рейчел смеется снова и наклоняется.

Целуется она по-прежнему — так же, как до заражения: так же по-женски, даже по-девичьи, мягко и неторопливо. Джессика роняет ее на себя, обнимает за бедра коленями и перекатывается по постели, оказываясь сверху — и оторваться от чужих губ при всем этом оказывается неимоверно сложно.

Джессика изучила ее за полгода так, что поражается сама себе. Особенно она поражается — уже почти привычно, на самом деле, — когда распластавшаяся под властными руками Рейчел рассыпается в хриплых стонах от малейшего движения языка, вздрагивая всем телом, выгибаясь навстречу и цепко хватаясь длинными пальцами то за одеяло, то за волосы. Еще она пытается закусить ребро ладони, чтобы не стонать так громко, но тут же прокусывает его до крови — она разучилась соизмерять силу, — и с отвращением торопливо разжимает челюсти. Джессика прерывисто вздыхает, уткнувшись носом во внутреннюю сторону бедра, и на всякий случай проходится языком еще и по ней, вырывая из горла любовницы сиплый вздох.

— Джесс... — захлебываются наверху стоном. — Джесс... Еще...

Ну вот и как можно этому противиться, скажите на милость?.

Рейчел засыпает крепко, Рейчел засыпает до утра — обняв Джессику, уткнувшись носом в плечо, разнеженная настолько, что не чувствует дискомфорта от простыни, прижавшейся к чувствительной молодой коже правого плеча. Пальцы Джессики проходятся по чужой спине раз за разом механическими рваными движениями: так гладят кошек, задумавшись о чем-то.

Рейчел, конечно, не кошка и никогда не была на нее похожа, но Джессике так проще успокоиться и уснуть.

У каждой из них — свои кошмары.

Джессика никогда не забудет, как бежала с "Королевы Зенобии". Все тряслось, все рушилось, потревоженные монстры лезли отовсюду, корабль заваливался на корму, и Джессика, поминутно спотыкаясь и матерясь, бежала к шлюпкам. Руки у нее тряслись, как у алкоголика со стажем, когда она пыталась отцепить одну из них; где-то близко, в районе носа лайнера, визжала взбешенная Малакода, и еле слышными на фоне этого визга хлопками звучали взрывы.

А потом на нее налетела Рейчел.

Ну, как — налетела. Выскочила из-за какой-то двери, смятой настолько, что по-человечески уже не открылась бы, и бросилась вперед; но Малакода взвыла особенно свирепо, корабль качнуло, и Рейчел, оступившись, кубарем покатилась по палубе. Джессика, к счастью, удержалась на ногах и даже успела выхватить пистолет — хотя много ли им сделаешь в такой ситуации, — как сверху прямо на ошеломленную Рейчел обрушилась сеть, которую Джессика раньше успешно проглядела.

(Впрочем, может, ее там и не было: краем глаза она заметила яркое пятно красно-рыжих волос, хозяин которых хромоного ковылял мимо в обнимку с обморочно навалившимся на него... другом? врагом? Все так стремительно изменилось.)

Как она запутывала Рейчел понадежней и поплотней, стараясь уворачиваться от все еще опасной руки, Джессика очень не любит вспоминать — но и забыть не получается. И как Рейчел кричала потом, в лодке — тоже. И как, тяжело дыша, Джессика сдала ее с рук на руки встречающему отряду — компании все равно требовался образец биооружия, почему бы и не?

(И какая острая, колючая, царапающая горечь поселилась при этом в ее груди, она тоже вспоминать не любит.)

Джессика просыпается, когда Рейчел недовольно ворчит в полусне и откатывается в сторону, разваливаясь на спине. Одеяло, разумеется, сползло, но какая разница?

Приподнявшись на локте, Джессика осторожно, стараясь не разбудить, поправляет чужие растрепанные волосы. Смысла в этом ни капли, но хочется до дрожи.

Впрочем, после кошмаров всегда хочется почувствовать себя живой.

Джессика отключается мгновенно, даже не убрав руку.

— Джеееесс, — слышит она сквозь сон. — Ну Джееесс!

Глаза приходится открыть. Сквозь неплотно задернутые шторы пробивается луч яркого августовского солнца; Джессика недовольно стонет и закрывается рукой.

Рейчел сидит на краю кровати, опустив ноги на пол и оперевшись локтем на колени.

— Помоги мне встать, пожалуйста, — просит она. — Есть хочу — помираю.

Джессика, конечно помогает. Обхватив за талию, ведет до кухни, осторожно поддерживая и вслушиваясь в металлический стук неровных шагов, механически их считая.

Ей все еще сложно привыкнуть к этим имплантам — а что уж говорить о Рейчел.

Вообще-то, она может ходить самостоятельно — да, нетвердо, но может. Только не с утра. По утрам импланты не слушаются ее вообще. Наверное, это что-то психологическое... Джессика честно не разбирается во всем этом. Впрочем, она и не должна.

— О, точно, у нас же омлет есть, — неразборчиво бормочет Рейчел куда-то в шею, и Джессика отвлекается от полусонных размышлений. — Иди досыпай, я сама себе положу. И вообще...

— И вообще ты просто встать не могла, а я тебя зачем-то довела до кухни, — Джессика улыбается и ловко сгружает Рейчел на стул. Правую ногу тут же клинит, и она перестает сгибаться; Рейчел, матерясь под нос, пытается устроиться поудобней.

— Заботливая ты моя, — говорит она нежно, наконец найдя самую удобную позу.

Джессика только пожимает плечами в ответ и поворачивается к холодильнику. Обнаженная Рейчел в яростном потоке солнечных лучей — не то, на что стоит смотреть с утра пораньше, если хочешь провести день продуктивно, а не вспоминать эту красоту каждые пятнадцать минут.

Она достает из недр холодильника сковородку с чем-то, в чем при развитом воображении можно распознать омлет — от избытка кулинарного таланта ни одна из них не страдает, — и поворачивается на свой страх и риск.

Рейчел смотрит прямо на нее, откинувшись на спинку стула. Левая нога согнута в колене: ее реже клинит, и только поэтому ей позволяются такие вольности.

Впрочем, она механическая только ниже колена, чему там клинить, лодыжке?

— В понедельник на калибровку, — напоминает Джессика и, поставив сковороду на стол, разворачивается за тарелками. — И не ешь холодным! — одергивает она, уже повернувшись спиной.

— Ладно, ладно, — Рейчел тихо смеется. — Не буду.

Джессика достает тарелки и вилки, ставит их на стол, не оборачиваясь, и тянется включить чайник. За ее спиной Рейчел ненавязчиво постукивает по столу чем-то металлическим. Вилкой, наверное. Не протезом же.

Кстати, о протезах.

— Я недавно говорила с нашими медиками, — Джессика приподнимается на носочки, пытаясь подцепить устроившиеся слишком высоко чашки. — Они сказали, что... — она делает паузу: в легких неожиданно закончился воздух, — как только ты привыкнешь в к ногам, тебе вернут еще и руку.

Постукивание замолкает.

— Хм, — говорит Рейчел. — А ведь верно. Кому нужен однорукий агент?

Со вздохом Джессика разворачивается, держа в каждой руке по чашке.

— Мне, — говорит она.

Потом они целуются — так долго, что старый чайник успевает вскипеть и остыть, так что приходится ставить его заново, но это неважно. Кусачее августовское солнце жжет спину, Рейчел смеется, ерзая на стуле и пытаясь притянуть Джессику еще ближе — та послушно склоняется, прижимая к спинке стула чужие обнаженные плечи, и отбрасывает в сторону все мысли о вирусе, протезах и круизном лайнере, медленно ржавеющем на дне морском.

***

— Джесс, — выдыхает Рейчел, завороженно шевеля пальцами, — это самое восхитительное, что я когда-либо видела.

Механическая рука еле слышно щелкает, будто отвечая.

Они сидят на одной постели, прижавшись друг к другу боками. Им в лица по-детски щербато улыбаются растущий месяц и блеклые уличные фонари, и в этом неверном свете свежепоставленный имплант действительно выглядит чудом.

— Я только надеюсь, что она не будет клинить, — Рейчел хмыкает, продолжая свою мысль, но звук этот все равно полон недоверчивого восхищения.

— Обещали, что не будет, — Джессика прикасается к прохладному металлу кончиками пальцев. — Доработали конструкцию, кажется...

— Жаль, что компания не станет делиться этим со всеми желающими, — Рейчел усмехается, но тут же замирает, почувствовав боком напряжение. — Что? Я не настолько наивна.

Джессика только головой качает.

— Милое дитя, — мурлычет она нежно, — это военная разработка. Лучше радуйся, что "Трайселл" не собирается ей делиться.

Рейчел фыркает.

— Я не дитя, — заявляет она, услышав, кажется, только первую половину фразы, и толкает Джесс в грудь. Силу она явно не рассчитывает, и Джессика хлопается на спину — к счастью, лежать мягко. — И я даже могу это доказать!

Когда на Рейчел находит желание вести себя по-детски, проще подыграть, чем взывать к серьезности. Да и зачем?

— Доказывай, — Джессика беззлобно и беззаботно хмыкает и закидывает руки за голову.

Рейчел нависает над ней тварью из детских кошмаров: против света виден только темный-темный силуэт.

— Ну смотри, — говорит она и плавно подается вперед и вниз, почти ложась на Джессику, — дитя бы никогда не сделало... так.

Последнее слово она выдыхает за секунду до того, как их губы соприкасаются, и в тишине оно звучит выстрелом. Джессике кажется, что вся ее кровь разом превратилась в лаву — а ведь Рейчел просто почти обыденно оперлась на механическую руку рядом с ее виском. Рейчел, которая не могла ходить без ее помощи, измученная бесконечными кошмарами, беспомощная, прекрасная Рейчел... переродилась.

А то, что глаза до сих пор нет, что тело покрыто шрамами, что один из них пересекает лицо прямо под глазницами — так это ерунда.

От неосторожного движения с треском рвется простыня — у Рейчел снова заклинило ногу.

— Ну вот и зачем ты выпустила когти? — шепотом интересуется Джессика и быстро облизывает губы в попытке поддразнить.

Попытка удается: сбивается дыхание, на секунду опускаются ресницы; Рейчел приоткрывает губы и шепчет в ответ:

— Это не я. Оно само. Впрочем, меня же просили не волноваться...

— А ты волнуешься? — любопытствует Джессика преувеличенно игриво.

Рейчел ненавязчиво опирается и на вторую руку, почти пригвождая любовницу к постели, и жарко выдыхает в основание шеи:

— О да.

И Джессике остается только недоуменно сморгнуть: с чего тут волноваться? Они спят вместе уже больше года, а дружат и того больше. Нет ситуации, в которой они друг друга не видели.

— Просто будет очень обидно, — Рейчел смущенно улыбается — это слышно по голосу. Наверняка она прикусывает губу, — если моя новая рука заклинит внутри тебя.

О.

Кажется, Джессика покрылась мурашками вообще везде.

— Продолжа-а-ай, — тягуче мурлыкает мурлычет она и приглашающе раздвигает ноги. — Мне определенно нравится твоя идея.

— А что еще тебе нравится? — хриплый любопытный шепот заставляет Джессику вздрогнуть и тихо застонать от предвкушения. Впрочем, еще этому способствуют медленно скользящие по бедру металлические пальцы.

— Вся ты, — выдыхает Джессика. — И твои импланты, и шрамы... тоже.

Особенно импланты, хочет добавить она, но выговорить никак не получается. Может, оно и к лучшему: с Рейчел станется решить, что ее любят только за механическую часть.

— Я очень надеюсь, что ничего не заклинит, — бормочет Рейчел, когда ее пальцы достигают цели.

Джессика стонет и выгибается навстречу прикосновениям.

— Заткнись... и займись делом, — выдыхает она.

С ласковым смешком Рейчел склоняется к ней.

— С удовольствием, — шепчет она в чужие искусанные губы.

***

Какие глубокие, болезненные, острые кошмары снятся Рейчел — знает только она. Джессика может только догадываться по дрожи, кусанию подушки, хриплым вскрикам; но "догадываться" — это не "знать".

— Мы ползли по вентиляции, — рассказывает Рейчел хрипло. Ее голова лежит на плече Джессики, щеки мокры от слез. — Я и еще двое... Те, что меня убили. Я это точно знала. Ты же знаешь, как это бывает во сне...

Джессика молча кивает. О, она знает.

— Там очень узкая вентиляция, — говорит Рейчел и сглатывает комок слез. Голос у нее становится обиженным, как у несправедливо наказанного ребенка. — Мы ползли, и они постоянно цеплялись за швы... углы какие-то... с них слезала кожа вместе с мясом. Серая, разбухшая... И она воняла. Не в привычном тебе смысле, а... как-то... не могу объяснить. Как что-то несъедобное и бесполезное.

Она снова принимается плакать — беззвучно и явно не желая этого. Джессика гладит ее по голове почти механически, прислушиваясь к дыханию.

— Кожа слезала, — бормочет она через всхлипы, — и тут же вырастала заново. Прогнившая, мягкая... вся пропитанная какой-то гадостью... Господи, какая дрянь. И все вокруг пахло, ты представляешь? Неимоверная вонь стояла. Три тысячи оттенков соли и разложения... И посреди всего этого — что-то сладкое. Вкусное. Съедобное, наконец. И этот голод, господи... Как будто недели две ничего не ела и даже в глаза еду не видела. Блядь. Я как будто назад во времени вернулась.

Она дышит хрипло и неровно, содрогаясь в обрывках рыданий.

— Я не хочу обратно, — выдыхает она плачуще. — Джесс, поклянись, что... Что... Если я превращусь... или хотя бы начну... Что ты убьешь меня сразу.

Джессика вздыхает и прикасается губами к чужому лбу. Кожа мокрая от пота.

— Жизнью клянусь, — говорит она серьезно.

Рейчел засыпает почти сразу же, вцепившись в Джессику намертво.

Джессика до рассвета лежит без сна и смотрит в потолок мутными глазами.

На рассвете она отмирает и, аккуратно выпутавшись из крепких объятий, уходит на балкон, по пути подхватив с подоконника сигареты. Осень, и в одной короткой футболке прохладно, но ей плевать.

Она высовывается из окна почти по пояс. Раннему бегуну, присвистнувшему при виде такого зрелища, прилетает недокуренной сигаретой; Джессика совсем немного промахивается мимо чужой лохматой головы и смеется, когда бегун шарахается от окурка, как черт от ладана, словно она все-таки попала и подпалила черные волосы.

Она не знает, почему так себя ведет. Хочется — и все тут. Моральная компенсация, наверное.

Бегун матерится и машет совершенно не внушительным кулаком, заставляя Джессику смеяться еще пуще. Это уже больше похоже на истерику, думает она и, отсалютовав злому прохожему, скрывается в окне.

Ну их к черту, эти сигареты. Дома тепло, а под боком у Рейчел еще и мягко.

Пока ее не было, Рейчел раскинулась поперек кровати и сейчас нежно обнимает подушку, прижимая ее к груди. Забраться к ней под бок практически невозможно, разве что разбудить, но это попахивает святотатством. Как потревожить мирно спящего котенка, честное слово.

Поэтому Джессика поправляет одеяло на чужих плечах и уходит на кухню. А то даже омлета на завтрак нет. Непорядок.

В конце концов, прошлое не изменить, думает она, ставя сковородку на плиту. А пребывание в настоящем можно сделать лучше...

***

Промерзлый октябрь свивается в кольца вокруг домов, словно покрытый инеем дракон. Джессика закрывает окна и не выходит на балкон, но холодок осеннего дыхания все равно скользит по полу, омывая босые ноги из принципа не надевающей тапочки Рейчел. Правильно не надевающей, на самом деле: металл не мерзнет, а если нога заклинит, обувь придется зашивать...

Рейчел подходит со спины, наверняка зябко ежась, и кладет руку Джессике на плечо, вырывая ее из отстраненных размышлений об осени, тапочках и жизни.

— Джесс, — выдыхает она куда-то за ухо, — я люблю тебя, ты ведь знаешь об этом?

Конечно, Джессика знает — не может не знать, — и потому напрягается.

— Что случилось? — спрашивает она, разворачиваясь на пятках, и ласково треплет любовницу по ежику светлых волос.

Та со слабой улыбкой подается под руку, и сходство с котенком становится совсем невыносимым. Никогда раньше Рейчел не был настолько кошкой... вообще никогда кошкой не была.

— Я завтра уезжаю, — говорит она наконец. — Первая официальная операция.

— Как — уезжаешь? — Джессика изумленно вскидывает брови. В животе свиваются в кольца осьминожьи щупальца. — Меня ни о чем не...

— Мне сказала твоя начальница. Лично.

— Экселла? В смысле, синьора Джионне? — Джессика хмурится и выразительно обрисовывает на себе какой-то совершенно невозможный размер груди. — Ну, такая...

Со смешком Рейчел кивает:

— Она самая. Грудастая.

— Ты уверена, что она не шутила?

— Она умеет шутить? — Рейчел удивленно распахивает глаза. — Ух ты.

Джессика вздыхает.

— Так, — говорит она и, сделав шаг назад, садится на кровать — прямо на подушку: недавно они изрядно повеселились, закидывая друг друга всем мягким, что есть в доме. — Так, — повторяет она, потирая переносицу.

Выражение лица у Рейчел становится... виноватым, другого слова не подобрать.

— Я тоже удивилась, — говорит она совсем тихо и осторожно садится рядом, будто боится, что Джессика ее сейчас прогонит. Под ее правой рукой агонизирующе хрустит мишка, некогда умевший петь, но сейчас, кажется, навеки разучившийся.

Да рука не поднимется ее прогнать. И вообще, не за что. Как можно даже думать об этом?

— И ты так волнуешься, что решила на всякий случай признаться мне в любви? — Джессика ласково улыбается. — Ох, девочка ты моя...

— Эй, это не смешно! — Рейчел возмущенно тычет пальцем ей в грудь, тут же растеряв всю свою опасливую осторожность — как и планировалось. Она иногда такая предсказуемая, честное слово.

— Конечно же, не смешно, — покладисто соглашается Джессика. — Я и не собиралась над тобой смеяться. Просто... в этом вся ты, — она несколько растерянно прикусывает нижнюю губу: слова нашлись неожиданно для нее самой. — Кто хоть напарник? — меняет она тему.

Рейчел неловко пожимает плечами.

— Она... как ты говоришь, Экселла?.. В общем, она мне не сказала, — говорит она. — Только упомянула, что раньше он ходил на задания с тобой...

И вот тут Джессика принимается хохотать: громко и заливисто, так, что соседи наверняка уже сто раз их прокляли. Ночь на дворе, в конце концов, все приличные люди давно уже спят.

Только вот их назвать "приличными" ни у кого из соседей не поднимется язык.

— О, — выдавливает она сквозь смех, почти слыша раздраженный стук в стену, — это хороший напарник. С фантазией. Ты оценишь.

Рейчел хмурится и задумчиво подносит пальцы к губам в жесте, который можно смело делать пятисекундным тизером какого-нибудь фильма с рейтингом "восемнадцать плюс".

— Я чего-то не знаю?

Пора бы уже перестать смеяться — и Джессика замолкает. Удается, конечно, не сразу, но уже хорошо.

— Возможно, — выдыхает она наконец. — Не хочу портить тебе сюрприз.

— Дже-е-есс, — укоризненно тянет Рейчел, и Джессике снова хочется рассмеяться. Конечно, она не смеется. Уже прогресс.

— Сюрприз, — напоминает она. — Смирись.

Рейчел тяжело вздыхает и падает на спину, раскидывая руки в стороны; где-то под ней взвизгивает и тут же замолкает еще одна говорящая игрушка. Стальной ангелочек, да и только; но выглядит она... потерянно. И одиноко.

Джессика закусывает нижнюю губу так, что почти чувствует на языке привкус крови.

— Рейчел, — зовет она.

— Да? — откликаются снизу безучастно.

— Я тоже тебя люблю. И не волнуюсь только из-за того, что я действительно хорошо знаю твоего напарника. Он тебе не даст пропасть...

"Во второй раз, — продолжает Джессика мысленно. — Потому что знает, что я его в этом случае просто убью. Его и в первый раз-то только чудо спасло... Ну, как — чудо. Бронежилет.".

Нет, конечно, она заранее знала про бронежилет — но все равно надеялась, что сейчас пристрелит этого рыжего идиота к чертям собачьим. Такая... короткая вспышка эмоций. Зато искренних.

— Джесс, — Рейчел невоспитанно тычет пальцем ей в бок. — Эй, Джесс, проснись! Я понимаю, что сейчас ночь, но мы же еще поговорить хотели, нет?

В голосе у нее такое облегчение, что Джессика с трудом удерживается от ласкового смешка или удивленно-нежного: "девочка, неужели ты всерьез думала, что мне на тебя плевать?"

— Если хочешь — поговорим, — улыбается она вместо этого. — Когда вы завтра выезжаете?

— Мммм... — Рейчел растерянно моргает. — Утром.

— Тогда засыпай, — с покровительственным смешком Джессика валится рядом и сгребает ее в охапку. — Видишь ли, "утром" у нас означает "в пять часов". Это мы с тобой тут разнежились...

Рейчел вздыхает и устраивается в объятиях поудобней.

— Может, хоть не поперек кровати ляжем? — без особой надежды на успех спрашивает она и получает в ответ жизнерадостное:

— Не-а. Привыкай к неудобствам заранее.

Честное слово, будь это электронная переписка, Джессика еще и смайлик бы поставила.

Утром Джессика просыпается от холода. Кидает полусонный взгляд на электронные часы, подмигивающие в полумраке ядовито-зелеными цифрами, и жалобно стонет: половина шестого.

Рейчел нет, как и ее куртки: вооружение и тактический жилет всем новичкам выдают на базе.

Разленилась ты, Джесс, думает она и потягивается, едва не сбрасывая одеяло на пол. Не услышала, как она ушла. Да ладно, как она встала! Безобразие. Пора приходить в норму. Рейчел стали брать на задания — и тебя скоро куда-нибудь пошлют.

Она пинком отшвыривает одеяло в сторону и садится на кровати. Холодно, и она беспокойно ежится, но тут же поднимает валяющийся на полу у кровати халат и, накинув его на плечи, запахивается поплотней.

Шлепанье босых ног по полу отдается в пустой квартире эхом. Шлеп... шлеп... шлеп... словно хантер бредет куда-то под дождем. Только цоканья когтей не хватает.

Добравшись до кухни, первым делом она распахивает окно во всю ширь. Вторым — вытаскивает из кармана халата ополовиненную пачку сигарет и зажигалку.

Она курит, навалившись животом на подоконник, и смотрит в серое небо. Инеевый осенний дракон дышит ей в лицо и испытующе глядит в ответ; его дыхание пахнет гниющей листвой и снегом, и Джессика с наслаждением вдыхает этот запах, что кажется ей сейчас изысканней любых духов.

Почему я не стала поэтом, думает она тоскливо, почему я не стала писателем. Я же так хотела, господи. А что в итоге? Работаю на фармацевтическую компанию, которая может спасти мир от биотерроризма — а может и сама развязать войну: Экселла — та еще темная лошадка. Стреляю в мутантов, людей, друзей — только доплатите; и ведь не наемничаю даже. Все за премию, чтоб ее.

Она снова затягивается. Дракон заключает ее в болезненные, царапающие объятья, обвивается плотными кольцами — не вывернуться.

— Простужусь ведь, — вздыхает она вслух. Дракон фыркает, и в кожу словно впиваются ледяные иглы. — Ладно, докурю — и закрою окно.

Это сложно признать, но она уже скучает по Рейчел. Интересно, она даст Реймонду в морду? Или хоть попытается? Наверняка попытается: такой уж у нее характер. Быстро вспыхивает и быстро остывает. И извиняться потом долго будет...

Мысль делает необъяснимый скачок, пробегает по ассоциациям, цепляя их паучьими лапками.

Мы были такими воодушевленными, когда пришли в "Трайселл", думает Джессика. Такими... наивными. Желающими помочь всему миру. Что ж, после Террагрижии сложно не захотеть чего-то подобного...

А потом начали стрелять в лучших друзей.

А теперь еще и Рейчел попала в это же болото. Если с ней случится что-то такое же... Если она изменится... Будет сложно простить себя. Но она будет хотя бы живой. Хоть калекой, хоть уродиной, хоть механической на все сто процентов, хоть маньячкой, хоть жесткой и колючей — но живой.

— Да ты эгоистка, Джесс, — говорит она в пустоту. Холодный осенний ветер лижет ее плечи.

Джессика курит у окна, глядя в стремительно светлеющее небо.

До поездки в Кижужу остается четыре месяца.

Конец