Габриэль жалеет о своем решении с момента, как приняла его. Но не потому, что оно кажется ей невыполнимым. Напротив: она считает, что справится с ним без проблем. Проблемы начнутся гораздо позже. Однако все решено. И другого пути на самом деле никогда не было. Она не знает больше никого, кто способен на такое.

Габриэль уходит в лес, далеко от поселений, и там, в беспросветной глуши находит оленя. Он великолепен и быстро движется, но ей не нужно бежать за ним. Она просто поднимает лук и подгадывает момент. Стрела срывается вместе с ветром, ее полет длится ровно один выдох. Олень падает, а Габриэль кажется, будто она видит, как Селеста опускает занесенную косу. Но разве Селеста приходит за животными?

Габриэль не хочет думать, что приходили за ней.

Олень еще дышит, когда она опускается рядом с ним на колени и достает нож, специально заточенный для сегодняшнего дня. Габриэль не двигается какое-то время, глаза ее чуть прикрыты, она не смотрит на свою жертву. Почему всегда нужны жертвы? Разве нельзя обойтись без них?

Из взрезанного одним ударом горла бежит кровь, Габриэль, слегка замешкавшись, подставляет под струю деревянную чашу и смотрит, как та заполняется. Вот уже кровь переливается через края, а Габриэль не может отвести зачарованного взгляда. Потом вздрагивает, как от удара.

Когда она научилась убивать животных и не плакать над ними?

Кровь горяча, Габриэль окунает в нее пальцы, а потом размазывает ее по лицу, наугад вычерчивая ритуальные знаки. Кожу щиплет, в ноздри бьет запах металла, а на языке остается хорошо знакомый вкус, когда Габриэль, покончив со знаками, в несколько глотков осушает чашу.

Все призывы мертвых основаны на крови.

Потому что кровь – основа жизни.

Габриэль принимается танцевать, но танец ее больше похож на агонию. Словно в предсмертных судорогах трясется она, запрокинув голову, а перед глазами ее мелькают разноцветные пятна, готовящиеся слиться в одно. Габриэль шатается, раскидывая руки, верхушки деревьев плывут над ней в голубой дали, все вертится, кружится, расползается, как если кто-то разрывает мир на части. Габриэль жарко, пот бежит от затылка по шее к спине, скапливается на пояснице и тонкими дорожками просачивается по ногам в сапоги. Габриэль моргает, кровь засыхает у нее на веках, склеивает ресницы. Издалека доносится хриплый смех. Небо багровеет: в него пролилась вся оставшаяся кровь оленя, и лишь несколько капель удобрили землю. Голова становится слишком тяжелой, Габриэль падает, спиной больно ударяясь о камень, и какое-то время лежит без движения, вяло следя за продолжающим кружиться небом, которое вдруг останавливается в один момент и теряет цвет. А потом Габриэль слышит насмешливое:

– Так-так, кто это меня навестил?

Это Алти. Это ее мир: зависший и блеклый, как и она сама.

Габриэль медленно переворачивается на живот, с головы ее падает шапка, увенчанная рогами. Сразу становится легче.

– Я думала, что никогда больше тебя не увижу.

В голосе Алти все еще насмешка. Старая ведьма пользуется силами, которые сохранились у нее здесь, и в два прыжка перемещается к Габриэль, хватает ее за горло и поднимает на ноги. Габриэль хрипит, чувствуя, как глаза вылезают из орбит: у Алти стальные пальцы, и они сжимаются все сильнее, выдавливая воздух. Габриэль вскидывает руки, пытается дотянуться до Алти, но та хохочет и щурит густо подведенные черным глаза.

– Зачем пришла?

Габриэль не может ответить, с губ срываются только невнятные хрипы и стоны. Она царапает куртку Алти ногтями и ломает один. Боли нет. Боль будет, когда Габриэль вернется.

Алти наконец отпускает ее, вдоволь потешившись своей силой. Габриэль падает на колени и тяжело, надсадно кашляет, выплевывая на пожухлую траву сгустки оленьей крови. Упирается ладонями в сухую землю. Знает, что Алти ждет, и говорит едва слышно, не глядя:

– Мне нужна твоя помощь.

Резкий хохот ударяет ее прямо в лицо, в нос, из которого тут же принимается сочиться кровь: медленно, неохотно, густыми каплями, зависающими в воздухе.

– Помощь? – повторяет Алти, насмеявшись. – Моя? Тебе?

Она стоит, небрежно уперев руки в бедра, и наблюдает, как Габриэль осторожно поднимается на ноги. Небо неспешно меняет цвет, становясь бурым.

Габриэль продолжает подкашливать. Она помнит свой предыдущий приход сюда, помнит, с каким трудом вернулась. И вот она снова здесь.

– Зена, – выдыхает она коротко, и ненависть Алти приобретает форму, сизым дымом вырываясь у нее из ноздрей.

– Снова это имя! – рычит она, окутанная дымом. Габриэль не может сдержать смех, и Алти бросается к ней, наотмашь ударяя по лицу. Габриэль снова падает: в этом мире очень трудно держать равновесие.

– Я хочу воскресить Зену, – говорит она, не рискуя больше подниматься. – И хочу, чтобы ты мне помогла.

Зена обещала вернуться – хотя бы призраком, – но исчезла в момент, когда корабль, покидающий Страну Восходящего Солнца, попал в шторм. Габриэль до сих пор не может дозваться ее.

Алти трясется в припадке злого хохота, и вместе с ней трясутся деревья, сбрасывая листья, желтеющие в полете. Становится холодно.

– Зена заперла меня здесь навечно! – рявкает Алти, когда начинает идти снег. – Как ты думаешь, мне хочется ей помогать?!

Габриэль ничего не думает. Она просто лежит, и снег стремительно заносит ее, превращая в сугроб, из которого будет не выбраться. Руки и лицо коченеют, глаза начинают слипаться. Габриэль очень хочется спать.

Алти выдергивает ее из липкого сна и дышит жаром, сжигающим ресницы:

– Так выходит, Зена умерла?

Она кажется радостной, но Габриэль чует в ее голосе фальшь. И мгновенно понимает: Алти поможет. Обязательно.

Мир снова приходит в движение: кровь оленя смешалась в жилах с кровью Габриэль и затягивает ее домой. Габриэль смотрит на свои руки, начинающие таять, потом переводит взгляд на Алти.

– Как призвать тебя?

Она хочет, чтобы Алти вернулась в мир живых – ненадолго, лишь до того момента, как будет готово зелье или заклинание, позволяющее из праха взрастить человека. Габриэль не знает, возможно ли это, но уверена, что Алти не упустит шанса. Потому что только Зена может вытащить ее из этого места.

Меркнущее лицо Алти искажается глумливой ухмылкой.

– Можешь начинать ждать, девочка.

Должно быть, ей не нужна помощь. А ведь Зена была уверена, что Алти больше не пролезет в мир живых.

Габриэль опрокидывается на спину, но не долетает до земли: ее затягивает в вихревой водоворот, и она принимается падать. Она все падает и падает, и это совсем не похоже на полет, скорее, на погружение в бездну, вот только воды нет. Щемит сердце, куда-то пропадает весь воздух, Габриэль только открывает и закрывает рот, не делая ни вдохов, ни выдохов. Наверное, само время испугаться, но в этой бесконечности нет ни страха, ни воспоминаний, ни ненависти, ни любви. Габриэль успевает подумать, что забыть Зену – это не то, за чем она сюда пришла, а в следующий момент вываливается в привычный мир, утыкаясь лицом в холодный и мокрый бок мертвого оленя. Оттирая рот засохшей крови и разгибая непослушные конечности, Габриэль осматривается, ждет, что Алти выйдет навстречу ей. Но вокруг тишина.

Тишина окружает Габриэль еще десять ночей, а на одиннадцатую появляется Алти. Она сплетает себя из искр, вылетающих из костра, и, огненная, шагает к Габриэль.

– Гадючий яд, – шипит она. – Скорпионово жало. Волчье лыко и болиголов. Растолки. Разотри. Добавь воды и выпей.

Сквозь нее просвечивает ночное небо.

Габриэль моргает, не понимая. Как ей поможет то, что она отравится? Как это вернет Зену? Или Алти решила отправить и ее на тот свет тоже?

– Выпей и поймешь, что делать, – повторяет Алти. Непокорные и неусидчивые искры разлетаются во все стороны, облик шаманки теряет очертания, ночь прорывается сквозь него, и Алти исчезает. Габриэль сидит, не двигаясь.

Разве не Алти должна была воскресить Зену?.. Но, кажется, этим придется заняться ей.

Она находит гадюку и, едва избежав укуса, сцеживает яд. Вырывает жало у скорпиона, безжалостно оставляя его искалеченным. Находит волчье лыко и болиголов, которые старательно растирает в ступе, чтобы потом всыпать во флягу с заранее приготовленной водой из ручья. Когда все готово, когда вновь приближается ночь, Габриэль садится на землю и кидает последний взгляд на урну, стоящую рядом.

– Возможно, мы увидимся скорее, чем я думаю, Зена, – шепчет она. Ей страшно лишь немного – вдруг будет больно? Если бы она хотела умереть, то без боли. В жизни ее было достаточно, пусть хотя бы смерть будет легкой.

Габриэль медлит. Думая, что, может быть, в последний раз видит этот мир, она любуется закатом, окрасившим небо в розовые и красные цвета. Она смотрит на деревья, на траву, на цветы, прислушивается к щебетанию птиц и пытается представить, какой будет ее встреча с Зеной. Габриэль не сомневается, что сразу найдет ее. Даже если в Аиде: во всяком случае, там им будет веселее.

Кончиками пальцев Габриэль касается гладкого бока урны и залпом выпивает зелье. Ей чудится каркающий смех Алти, а потом костер выпрыгивает из сложенного каменного очага и опаляет Габриэль лицо. Она инстинктивно отшатывается. Не больно: пламя не жжет, только окутывает жаром, а потом резко меняет цвет – с оранжево-красного на ярко-синий, такой, что поначалу режет глаза. Габриэль прикрывается рукой, чувствует, как огонь лижет ей ладонь, и скидывает одежду. Пот катится градом по плечам, по спине, по ногам, а внутри все разливается лавой. Габриэль неотрывно смотрит в огонь и шагает в него бездумно. Просто знает, что надо шагнуть. Огонь обнимает ее, ласкает, рассыпает по коже беловатые искры, пробирается в волосы и заставляет их встать дыбом. Габриэль закрывает глаза. В ее голове пусто: ни одной мысли, ни одного воспоминания. А вокруг – ни одного звука, только гудение пламени. Габриэль пошатывается, словно в трансе, дергает руками, а огонь все лижет и лижет ей спину, словно хочет содрать татуировку дракона. В какой-то момент Габриэль, ведомая непонятной силой, выходит из костра, поднимает урну и, содрав крышку, одним движением рассыпает прах Зены вокруг себя. Ничего не отражается на ее лице, когда пылинки праха вместо того, чтобы просыпаться на землю, повисают в воздухе, мерцая точно звезды. Между ними нитями натягиваются тонкие синие струйки, обозначая созвездия, и Габриэль откуда-то знает правильную последовательность этого натяжения. Все еще ни о чем не думая, она берет первую пылинку и кладет на ладонь. Следом берет вторую, третью, четвертую… Время застыло, никто не отмеряет его, и Габриэль трудится, не обращая внимания на бег ночного светила. Она нанизывает частицы праха друг на друга так, словно они бусины, и не задумывается над тем, как ничтожно они малы. Она видит их, для нее они светятся подобно звездам. Одна к одной, вторая к третьей – в какой-то момент кажется, будто у Габриэль не две руки, а много больше. Наконец, она замечает, что на ладони ее лежит палец. Он не похож на человеческий, он прошит насквозь синеогненными нитями, и Габриэль бережно кладет его на землю, чтобы через мгновение снова начать собирать – пепел к пеплу, прах к праху. К первому пальцу добавляется второй, затем третий, четвертый – все двадцать ложатся на землю. Габриэль аккуратно ступает между созвездиями и склоняет голову то к правому плечу, то к левому, пересчитывая пылинки. В ее руках появляются ступни, колени, бедра, поясница, грудь. Одну за другой она собирает части тела и складывает их рядом, а когда заканчивает, то огонь, ласкавший ее спину, кидается к ним. Из него протягиваются отростки, похожие на щупальца, которые принимаются трогать и перебирать части, ворочая их, встряхивая и складывая вновь, но уже определенным образом. Габриэль стоит на месте и покачивается, пустым взором следя за происходящим. Наконец отростки втягиваются обратно в пламя, и перед Габриэль теперь лежит на земле неподвижная фигура, пока что не собранная воедино: кисти, голова, ноги – все отдельно. Но Габриэль уже знает это лицо, знает, какого цвета глаза под закрытыми веками, знает, каковы на ощупь темные волосы. В ее сердце медленно тлеет радость. Вырывая из податливого пламени синюю тонкую нить, Габриэль опускается на колени рядом с фигурой и принимается заботливо сшивать ее невидимой иглой. Нить протягивается под кожей, слабо подсвечивая ее изнутри, а потом исчезает, растворяясь. Габриэль трудится, не перерываясь, а когда заканчивает, то перед нею лежит Зена: обнаженная и неподвижная. Габриэль выбрасывает остатки нити и склоняется, задевая сухими губами губы Зены. Она проводит по ним языком, оставляя светящийся синим след, и отстраняется, не зная, что делать дальше. Никого нет рядом, чтобы помочь. Габриэль трогает Зену ладонями, гладит холодные руки и плечи, касается груди, опускается ниже, задевая бедра.

– Очнись, – бормочет она еле-еле, язык едва складывает нужные звуки, словно она давно разучилась говорить. Она седлает бедра Зены, скидывая на нее со своей спины и плеч дотлевающие искры.

Алти. Габриэль с мучительным трудом вспоминает Алти и зовет ее, надеясь узнать правильный ответ. Но никто не приходит, только огонь продолжает плясать в ночи.

Ядовитое зелье жгуче разливается в крови Габриэль, напоминая о себе, и она чувствует приступ тошноты. Рот не успевает открыться, а из него уже устремляются наружу потоки зловонной жидкости. Габриэль руками пытается затолкать их обратно, но ничего не получается: зелье, ставшее багровым, проливается на равнодушную ко всему Зену и расползается по ней, равномерно обволакивая тело. Габриэль задыхается и кашляет, ей кажется, будто что-то лезет из нее – что-то огромное и колючее. Она изгибается от неожиданной боли, ударившей в грудь, а в следующий момент ее щеки разрываются: изо рта вываливается огромный светящийся комок, шлепающийся на живот Зены. В ужасе Габриэль ощупывает лицо, а потом наугад сшивает себя остатками той огненной нити, которой сшивала Зену. Затем принимается расправлять, разглаживать тот комок, что все еще лежит на Зене. Габриэль очень старается, ей даже приходится встать, чтобы расправить тень полностью, и она смотрит на нее, растянувшуюся на Зене – словно отражение, только прозрачное. Может быть, это душа? Может быть. Откуда же она вытащила ее? Из своего сердца?

Яда в крови не осталось, и Габриэль медленно выходит из транса. У нее слегка покалывает спину и пальцы, ей холодно от пронизывающего северного ветра, дующего в это время года, и она помнит все, что было. Растерянно ощупывая лицо и не находя никаких ран, она оглядывается, будто надеется увидеть в ночи кого-нибудь. Но возле мирно горящего оранжевого костра только она и…

Зена!

Габриэль пошатывается, не в силах поверить. Сквозь безумную усталость прорывается понимание: она сделала это! Она вернула ее! Но… почему же она не встает? И эта тень… Что-то нужно сделать.

Габриэль снова садится на Зену, а потом и ложится, своим весом прижимая душу-тень к осязаемому, но еще мертвому телу. Она надавливает на лоб, на плечи, на грудь Зены, а когда отнимает руки, то видит, как тень сливается с кожей, проникает под нее и растворяется. Габриэль продолжает, и вот уже ничего не остается от тени, а в следующее мгновение веки Зены трепещут, и она делает первый неровный вздох. Габриэль тут же целует ее, ладонями сжимая ей щеки, и не отпускает до момента, как Зена открывает глаза. В них принимается было кружить синий вихрь, но почти мгновенно затухает.

– Привет, – хрипло говорит Зена, и Габриэль молча плачет, обнимая ее, чувствуя ответные объятия.

Им требуется почти все время до рассвета, чтобы отмыть Зену от отравы, что придумала Алти: Габриэль не устает поражаться тому, что осталась жива. Зена стирает последнее пятно с колена, а потом притягивает к себе Габриэль и ласково целует ее, не позволяя вставить ни слова. Габриэль считает, что самое время поговорить, но Зена думает иначе. Она опрокидывает Габриэль на себя, ведет ладонями по ее спине, по рукам, по бедрам, между которыми затем проталкивает свое бедро.

У Зены нежный взгляд. Габриэль купается в нем, едва ли не до слез вспоминая, сколько времени была его лишена. Она целует Зену так страстно, как только может, потому что боится, что проснется утром и не найдет ее. Затем ее поцелуи становятся трепетными, она водит губами по скулам Зены, по ее подбородку, по ключицам и груди, ласково касаясь сосков: те стремительно твердеют. Габриэль все еще сомневается, что это – то, что нужно Зене сейчас, однако Зена не отпускает. Тогда Габриэль поцелуями спускается по ее телу и прижимается щекой к треугольнику темных волос на лобке. Она знает, что плакать сейчас – не лучшее решение, но слезы текут сами. Зена мягко, но настойчиво возвращает ее обратно, укладывает к себе на грудь и успокаивающе гладит по волосам.

– Ты умерла, – всхлипывает Габриэль, цепляясь за руки Зены. – А я тебя отпустила.

– Да, – говорит Зена, и это заставляет Габриэль плакать еще сильнее. А потом ее переворачивают на спину, раздвигают ноги, и она уже плачет совсем иначе.

Когда первые лучи солнца касаются верхушек деревьев, Габриэль возвращает Зене этот небольшой и такой приятный должок. Ее язык и руки отлично помнят, что делать, и Габриэль наслаждается тем, как Зена негромко стонет, как выгибает спину, как запускает пальцы в волосы Габриэль, молча показывая ей, что все хорошо и стоит остановиться. Габриэль в последний раз касается языком набухшей плоти, целует Зену в бедро и ложится так, чтобы видеть ее лицо: оно ничуть не изменилось за прошедшее время. Зена бессмертна, в этом Габриэль убеждается не первый раз.

– Ничего не меняется, – шепчет Габриэль счастливо. Зена целует ее в макушку, ерошит волосы и щекочет шею. Габриэль смеется, мотая головой, и фыркает, принимаясь щекотать Зену в ответ. Обе хохочут да так громко, что с ветвей деревьев снимается целая стая прикорнувших там птиц.

– Я скучала, – вздыхает Зена чуть погодя. Габриэль, лежащая рядом, приподнимается на локте.

– Я тоже.

Зена гладит ее по щеке.

– Никогда больше тебя не оставлю, – говорит она с таким убеждением, что Габриэль знает: так и будет. Никаких больше расставаний, никаких больше смертей и шаманских обрядов, когда по венам растекается яд. Эти забавы не для них.

Они засыпают в объятиях друг друга, а когда просыпаются, то солнце уже высоко.

Надо идти.

Габриэль немного стыдно, но счастье от того, что Зена вернулась, перевешивает.

– Я должна тебе кое-что сказать.

Зена поворачивается к ней. На ней странное, непривычное одеяние, купленное загодя на базаре. Габриэль думает, что надо найти доспехи. Или выковать новые.

– Что-то хорошее? – улыбается Зена.

Они не говорят о стране мертвых. Они не говорят о том, почему Зена не могла приходить. Они не говорят о Габриэль, которая слишком долго искала в себе смелость призвать мертвеца. Они не говорят, потому что это – пустые разговоры. А им надо жить.

– Алти, – Габриэль пожимает плечами и видит, какой настороженной становится Зена. – Она подсказала мне, как сделать зелье.

Это все еще не то, что надо сказать, она чувствует, но не может понять, что именно не так. Кроме того, она все еще жалеет, что вспомнила про Алти. Почему она не могла вспомнить про кого-нибудь еще?

Зена кивает. Задумывается ненадолго, отвернувшись, потом говорит:

– Думаю, есть только один способ отплатить ей.

Вытащить ее. Вернуть сюда.

Габриэль виновато вздыхает, опуская голову. Зена подходит и, коснувшись кончиками пальцев подбородка, заставляет ее посмотреть на себя.

– Но это ведь не обязательно делать прямо сейчас, правда?

Она улыбается и подмигивает Габриэль, обнимает ее обеими руками, прижимает к себе и шепчет на ухо:

– Уверена, что Алти подождет. А я – нет.

Ее губы скользят по щеке Габриэль, спускаются к шее. Габриэль запрокидывает голову и счастливо смеется.

Она думала, что поступает верно, отпуская Зену там, в далекой стране. Она считала, что мир важнее Зены, что люди смогут без нее жить. Как же она ошибалась!

Она без нее не смогла.

Зена отпускает Габриэль, но лишь для того, чтобы взять за руку. Продолжая улыбаться друг другу, они идут к дороге, вновь обмениваясь уютным молчанием. А потом Габриэль говорит:

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, – отвечает Зена.

Габриэль успокоенно вздыхает.

Вот теперь, наконец, все правильно.

Конец