Она была болтлива, своенравна и неусидчива. По каждому вопросу имела свое мнение и могла часами отстаивать его, а потом засыпала, оставив собеседника с больной головой.

Ей нравились маргаритки, яркие цвета и теплый дождь. Она могла сидеть на воде, хлебе и отвратительном настроении, так что лучше было ее кормить, и посытнее.

Ее звали Габриэль, и Зена не раз пожалела, что согласилась взять ее с собой.

Габриэль хотела ехать на Арго, Габриэль не могла долго идти, Габриэль не любила рыбу и пила только чистую воду. А еще она как-то решила примерить доспехи Зены и чуть было не сломала их.

Доспехи! Сломать! Уму непостижимо!

Зена покачала головой и не дернула ни одним мускулом, когда в лицо ей полетели брызги.

– Эй! – донесся до нее смех. – Вода теплая!

Зена знала, что вода теплая. Также она знала еще одну причину, по которой вновь жалела, что Габриэль путешествовала с ней.

Габриэль была красивой молодой девушкой.

Зена любила красивых молодых девушек. И не очень красивых, и не очень молодых, и… Когда долго путешествуешь в одиночестве, можно хоть сатира полюбить!

Габриэль сатиром не была. У нее были ровные, чуть полноватые ножки, узкая талия, высокая грудь и…

Зена рвано вздохнула, закидывая ногу на ногу.

И, да: Габриэль все же была рыжей, хоть и говорила, что блондинка. Но волосы на голове и волосы… не на голове – разные вещи в данном случае.

Зена сменила ноги и отвернулась, чтобы не видеть, как Габриэль радостно плещется в воде.

Иногда руки сами тянулись коснуться Габриэль. Зена, хоть и не сочиняла стихи подобно своей юной спутнице, фантазией обделена не была и умело представляла себе, как пальцы ее скользят по гладким плечам, спускаются ниже, задевают возбужденные соски, обводят наилегчайшим касанием пупок и ныряют туда, где…

– Тут мокро! – весело закричала Габриэль. – Ты представляешь, я плыву и думаю зачем-то: а тут мокро! Вот глупость-то!

Зена натянуто улыбнулась.

Да.

Мокро.

Там, где были бы ее пальцы, тоже было бы мокро.

Иногда Зене казалось, что Габриэль специально дразнит ее. Наклоняется ненароком, задевает бедром или грудью, заводит странные разговоры, в которых слышится двусмысленность… Так ли уж она невинна, как постоянно напоминает? И зачем она напоминает? Считает, что Зена должна постоянно помнить о таком? Или намекает, что не против, чтобы Зена помогла ей избавиться от невинности?

При этой мысли все стало совсем плохо. Зена резко выдохнула, распрямляя спину, и усилием воли заставила себя остаться на месте, а не ринуться в ближайшие кусты. Тем более, что кусты эти зашуршали, и оттуда высунулась бородатая морда Дрейко.

– Псссст! Зена! – громким шепотом позвал он.

Зена не откликнулась. Тогда Дрейко пошуршал кустами снова.

– Слушай, продай мне ее, а? – неожиданно жалостливым тоном попросил он. – Я уже нашел покупателя, такие, как она, пользуются спросом. Там уже и кнут готов, и все остальное…

Зена абсолютно не удивилась. Ни появлению Дрейко, ни заведенному им разговору. В конце концов, о чем еще может говорить работорговец, как не о работорговле?

О, это Зена тоже могла себе представить. Словно она – госпожа, а у ее ног сидит непокорная, дерзкая, невинная рабыня, которая заслуживает…

– Так что? – нетерпеливо заговорил Дрейко вновь, потряхивая невесть откуда взявшимся туго набитым мешком. – Продашь ее?

Такую продашь…

Зена медленно покачала головой.

– Не сегодня, – откликнулась она и услышала, как Дрейко с досадой скрылся в зарослях.

У Зены же появились планы. Совершенно определенные.

Да, Габриэль будет стонать и умолять о пощаде, но явно не кнут будет тому виной.

Зена улыбнулась своим мыслям и вскинула голову, следя, как Габриэль плывет к берегу.

– Погоди-ка, – сказала ей Зена. – Я передумала.

И начала раздеваться.

Конец