Рабов во дворце Завоевателя не держат за людей. Они должны ходить бесшумно, общаться жестами, не показываться на глаза лишний раз и терпеть боль. Любую боль.

Рабов во дворце Завоевателя всегда великое множество: одни умирают, на смену им приходят другие. Покинуть дворец можно только ногами вперед. Рассказывают об одном бесстрашном рабе, который устроил восстание и даже сумел бежать, но его все равно догнали и вернули. По частям.

Рабыня по имени Габриэль моет полы в тронном зале. Вообще-то она моет полы везде, где прикажут, но сегодня состоится знатное пиршество в честь очередной победы где-то на севере, и помыть зал нужно обязательно. А все остальное – нет. Именно поэтому Габриэль ползает на коленях, размазывая мокрую грязь по полу: первой сюда придет личная охрана Завоевателя, а эти солдаты никогда не счищают песок с подошв своих сапог. Бесполезно стараться.

Габриэль скучно. Она родилась в этом дворце – а ко второму поколению рабов относятся достаточно сносно. Им позволено гулять во дворе и зажигать в своих комнатах масляные лампы по вечерам. Иногда им достаются не объедки со стола Завоевателя, а нечто большее, и тогда они могут устроить собственный пир.

Никто из них никогда не клянет Завоевателя вслух. Но Габриэль четко знает: если бы у нее – у них всех! – был шанс сбежать, она без колебаний им воспользовалась бы.

Пол, наконец, начинает выглядеть чистым, Габриэль складывает свои тряпки, подхватывает ведро и выскальзывает через заднюю дверь за мгновение до того, как зал наполняют громкие и бодрые голоса. Можно позволить себе выдох: никто не заметил ее, а значит, не нужно ни от кого отбиваться, пытаясь оставить на себе юбку.

Габриэль не девственница, но и не шлюха. Она не обслуживает солдат, она не отдается рабам: молодость и лучистые зеленые глаза сослужили ей иную службу. И Габриэль считает себя везучей. Да так оно и есть, наверное.

Вернувшись в свою комнату, Габриэль умывается, избавляясь от грязи дворца. Затем, переодевшись и выпив глоток воды, садится на свою узкую и жесткую кровать.

Надо ждать.

Таковы правила игры.

Комнаты рабов расположены точно под тронным залом, Габриэль долго и терпеливо слушает смех, звон и крики, раскалывающие потолок и голову. И не меняет позу, когда дверь в ее каморку открывается, и на пороге встает Завоеватель.

Зена.

Габриэль знает что ей, в числе немногих, дозволено называть правителя Греции так, настоящим именем. И она пользуется своим правом, когда запрокидывает голову, свешиваясь с кровати, руками ища, за что бы зацепиться. Завоевателю нравится слышать свое имя из уст задыхающейся от наслаждения рабыни, иначе всего этого никогда бы не было. Да и самой Габриэль тоже не было бы.

Все что, они делают, напоминает Габриэль игру. У нее никогда не было кукол, как и игрушек в принципе, но она знает, как это – играть. Зена сказала. Нашептала на ухо, надышала в шею, запутала сердце.

Раньше Габриэль думала, что любит ее.

Теперь она ее просто хочет.

Зена знает, как нужно трахать рабов: не останавливаясь, не слушая, не позволяя вырваться из рук. Габриэль бывает больно, но в итоге все сводится к обоюдному удовольствию, и боль быстро забывается.

У Зены ловкие пальцы. Они могут быть нежными, пробегаясь кончиками по шее, задевая напряженные соски, а могут - грубыми и жесткими, размазывая между ног скользкую влагу. Зена всегда знает, как нужно, как правильно, и Габриэль, распадаясь на мелкие ослепительные искры, благодарно шепчет ей на ухо что-то задыхающееся.

Что-то о той любви, которую ни одна из них не чувствует.

В этот раз Завоеватель не хочет долгих игр, и Габриэль чутко понимает это сразу. Поэтому не теряет времени и стягивает платье, под которым, конечно же, ничего нет. Зена делает два шага вперед – высокая, сильная, она подхватывает Габриэль под бедра и одобрительно хмыкает, чувствуя влагу на ладонях: ее ждали. К ее приходу готовились.

Габриэль давно умеет отвечать на поцелуи и запрокидывать голову, предлагая оставить синяки на шее. Ей нравится, как смотрят на нее остальные рабы, когда она, забывшись, собирает волосы на затылке. Личный раб Завоевателя – это дорогого стоит. И это тоже дает определенные преимущества.

Они обе это знают.

И им обеим ничего не хочется с этим делать.

Пальцы Зены давно внутри Габриэль, женщины лежат на кровати и двигаются в удивительном ритме, позволяющим им быть равными. Хотя бы так.

– Хочешь уйти? – спрашивает вдруг Зена, и Габриэль сбивается, теряет ритм и сдвигает бедра, зажимая между ними руку Зены.

– Что? – хрипло говорит она, думая, что ослышалась.

– Уйти, – повторяет Зена. Она нависает над рабыней, синие глаза ее странно блестят.

Габриэль молча следит за каплей пота, которая ползет по ключице Зены и исчезает между грудей.

– Нет, – наконец, отвечает рабыня, надеясь, что верно оценила предложение.

Ей действительно не хочется. Особенно теперь, когда предложили.

Зена улыбается. А затем опускается вниз, игнорируя удивленную Габриэль и ее попытки вернуть все, как было.

Габриэль выдыхает, понимая, что нет смысла спорить, а с языком Зена управляется ничуть не хуже, чем с пальцами.

Возможно, даже лучше.

Это что-то новое.

Для них обеих.

Пусть. А свобода…

Свобода была, есть и будет у Габриэль всегда.

И они обе об этом знают.

Конец