Когда Карли, сидящая на складном стуле у забора, видит шоколадный батончик, протянутый ей, она оглядывается назад, чтобы удостовериться в том, что никто не стоит за её спиной. Что Лилли Коул действительно стоит перед ней, опустив глаза, и, чёрт возьми, пытается всучить ей проклятый батончик мюсли, покрытый шоколадной глазурью.

При мысли о сладкой глазури, тающей на языке, и клейких мюсли с кусочками фруктов, рот наполняется слюной. Карли пытается сглотнуть как можно менее шумно, и вопросительно вздёргивает бровь.

- Я действительно выгляжу настолько голодной? – медленно тянет она, после чего резко бросает: – Оставь для детей. Терпеть не могу мюсли.

Она произносит слово «мюсли» и сглатывает снова. Кажется, даже губы влажнеют от обилия слюны во рту.

На улице уже стемнело, и лишь вывеска мотеля, то погасая, то с характерным потрескиванием загораясь вновь, даёт немного света. Рука Лилли слегка подрагивает, так что отсветы неона сверкают на глянцевой обёртке батончика.

- Возьми, – твёрдым голосом произносит Лилли, пока Карли пытается поймать её взгляд, – это всё, что осталось. Я хочу, чтобы ты поела.

Добрый вечер. С вами Лилли Коул и шоу «я хочу, чтобы ты». Права говорить «нет» вы не имеете. Время пошло.

Вероятно, Лилли просто не может произнести фразу, которая не содержала бы слов «я хочу» и «ты должен». На каждые полминуты её разговоров приходится по десятку «ты не можешь», «слушай меня» и «не спорь».

Карли хмурит брови, размышляя над тем, как заботливо прозвучала фраза Лилли. Может быть, если бы они были подругами, Карли просто протянула бы руку и взяла этот клятый батончик. Если бы они были подругами, Лилли могла бы разложить второй стул, сесть рядом с Карли, и они говорили бы о чём-нибудь совершенно не важном всю ночь.

Если бы они были подругами. Но они не подруги.

- Я же сказала, – чеканит Карли, глядя на Лилли исподлобья, – я не хочу. Отдашь кому-нибудь завтра. Или съешь сама. Или что угодно, только не отвлекай меня от дежурства. Кенни меня пристрелит, если какой-нибудь мертвяк дотронется до его жены второй раз за сутки.

Карли просто не может снова не посмотреть на батончик. На секунду она замечает, что пальцы Лилли дрожат ещё сильнее, чем раньше, но через мгновенье протянутая ладонь исчезает в кармане её кожаной куртки.

Вместе с батончиком.

- Как знаешь, – пожимает плечами Лилли. А потом она переступает с ноги на ногу, глубоко вздыхает, и подходит к самодельному забору, чтобы взять ещё один стул.

Почти всю ночь они обе проводят в молчании, сидя бок обок. Стул Лилли стоит слишком близко к стулу Карли. Слишком. Карли чувствует тепло её тела через ткань спортивной куртки. Карли чувствует, как Лилли дышит.

Когда они возвращаются с фермы Сент-Джонов, нагруженные ворованной едой, Лилли выглядит почти как одна из мертвецов, блуждающих за оградой. Она чертовски бледная, и её лицо покрыто испариной от напряжения. Она кусает губы, пытаясь сдержать слёзы, но выходит у неё не слишком хорошо.

- Мы должны были это сделать, приятель, – Кенни хлопает Ли по плечу, когда тот удручённо и устало потирает лицо ладонями, – да он бы просто сожрал нас всех. Не вини себя, идёт?

Карли знает, о чём они, потому что слышала кое-что из разговоров по пути в мотель. Обрывков фраз было достаточно, чтобы уловить суть.

Когда Карли подходит достаточно близко к двери номера Лилли, чтобы слышать звуки за ней, первое, что доносится до слуха – надрывный, очевидно, приглушённый подушкой плачь. Карли собирается постучать, она даже заносит кулак для того, чтобы действительно сделать это, но дверь вдруг распахивается сама.

Лицо Лилли даже не краснеет из-за слёз. Оно остаётся таким же лилейно-белым, и Карли думает, что это странно. Ещё более странно, она считает, то, что ей это нравится.

То есть, лицо Лилли. Оно нравится ей.

- Я услышала тебя, – выдыхает Лилли, стоя в дверном проёме, – здорово посмотреть на меня теперь, да? Ну, здорово, а?

Карли не знает, зачем она делает это. Она толкает Лилли в плечо, принуждая её сделать шаг назад и замечая, насколько напряжено её тело. Наверное, Лилли просто поддаётся ей, отступая вглубь комнаты, ведь если бы она не хотела пустить Карли внутрь, она бы не сделала этого ни за что.

- Нет, – честно отвечает Карли, захлопывая дверь, – нет, не здорово.

Сумасшедший Ларри, этот чокнутый, больной ублюдок. Каждый раз, когда он открывал свой чёртов грязный рот, Карли мечтала запихнуть ему в глотку кусок хозяйственного мыла.

- Я хочу, чтобы ты знала, – сглатывая нервный ком, застрявший в горле, произносит Карли, – мне жаль. Правда, Лилли. Мне очень жаль.

Когда Карли дежурит в следующий раз, Лилли снова приходит к ней. Берёт себе пляжный стул, садится непозволительно близко, и дышит.

Спустя ещё пару ночей Карли почти привыкает чувствовать тепло тела Лилли рядом с собой. Если Лилли меняет позу, широко расставляя ноги, то её бедро прижимается к бедру Карли. Бедро тоже тёплое.

- Холодно, – говорит Лилли в четвёртую ночь, – не хочешь мою куртку?

И это было бы даже мило, может быть, если бы не было так странно. Карли отрицательно мотает головой из стороны в сторону, и чувствует, что волосы, судя по запаху, следовало бы помыть.

- Знаешь, – выдыхает Карли, когда звёзды кажутся особенно яркими. Она уже потеряла счёт ночам, но думает, что они с Лилли провели вместе не меньше недели, – мы бы никогда не встретились, если бы не... всё это.

Потому что оформить пропуск в телестудию можно было только через знакомых. А проникнуть на авиационную базу, не работая там, наверное, вообще невозможно.

Лилли мягко смеётся, опуская голову. Пряди тёмных волос закрывают её глаза, но Карли может видеть, что она всё ещё улыбается, даже когда негромкий смех стихает. Она очень странная, эта Лилли Коул, думает Карли. И в груди у неё теплеет.

Она решает, что, как бы там ни было, познакомиться с Лилли до того, как вся чёртова планета превратилась в проклятый ад, было бы неплохо. А ещё было бы неплохо раздобыть пару бутылок подогретого эля для них обеих.

- Ты когда-нибудь была в Диснейленде? – вдруг спрашивает Карли.

Лилли, позвякивая горстью холостых гильз в кулаке, задумчиво закусывает щёку, так, будто это сложный вопрос. Больше Карли ничего не спрашивает, потому что Лилли снова становится угрюмой.

На следующую ночь она начинает разговор словами «когда всё это кончится, сводишь меня туда».

В тот вечер, когда Карли удаётся уснуть, ей снится, как они с Лилли кружатся в больших чайных чашках. И мир кружится вокруг них, или они кружатся вокруг мира. Она видит лицо Лилли напротив своего лица, в отблесках ярких огней парка аттракционов, и волосы Лилли такие длинные, что всё время попадают ей в рот. Она смеётся. И Карли смеётся тоже.

Ей снятся влажные губы Лилли, её тёплый язык, и её прерывистое дыхание. Ей снятся руки Лилли, её мозолистые от постоянной возни с оружием ладони, её длинные пальцы.

Она не рассказывает Лилли об этом. Если быть честной, она скорее бы бросилась безоружной в толпу голодных зомби, чем рассказала бы Лилли об этом. Но когда Лилли кладёт ладонь на её колено, непринуждённо, словно это нормально, она отчего-то вздрагивает.

И не шевелится. И они продолжают сидеть рядом, вслушиваясь в шорох листьев, потревоженных ночным ветром.

Когда Лилли нависает над Беном, упираясь ладонью в стену фургона, Карли думает, что никогда раньше не видела её такой разъярённой. Карли наплевать, кто пытался таскать таблетки у Лилли, это ведь всё равно был опиум. Просто ей жаль этого несчастного сопляка, вжавшего голову в плечи под взглядом Лилли.

Карли вдруг чётко видит свой сон снова и отчаянно пытается не покраснеть. Лилли вытаскивает её из машины, схватив за локоть, как раз в тот момент, когда она вспоминает её горячую ладонь на своём колене.

Глаза у Лилли полны надежды и ярости одновременно. Наверное, Карли могла бы назвать это отчаянием, но с такой тоской Лилли смотрит только на неё одну. Из-за пояса её брюк торчит пистолет, и правая рука уже согнута в локте, будто Лилли и в самом деле хочет достать его.

Да нет, Карли не крала никаких таблеток. Ей просто хочется как можно быстрее вернуться в тёплый салон фургона и вновь смотреть на лицо Лилли, которая не замечает взглядов в свою сторону. Или делает вид, что не замечает.

Может быть, во всём виноват шоколадный батончик или несколько ночей, проведённых за глупыми разговорами, но Карли мечтает о том, чтобы время вернулось назад. Она и Лилли, в безопасности, не окружённые ордами утробно рычащих зомби.

Время должно вернуться назад. Должно вернуть их назад.

Карли видит дуло пистолета прямо напротив своих глаз, а потом ей кажется, будто она падает прямо в огромную чайную чашку. Мир кружится вокруг неё, или она кружится вокруг мира. Каждое слово, сказанное Лилли, вдруг обретает смысл. Каждый жест, и каждая секунда её негромкого ласкового смеха.

Возможно, это не было бы настолько несправедливо, если бы Карли действительно взяла хотя бы несколько проклятых таблеток. Но она не брала.

Чашка перестаёт кружиться и вокруг воцаряется темнота, как раз после того, как Карли вспоминает взгляд Лилли. Отчаяние, надежда, ярость, тоска, или что это было, Карли уже не помнит.

Впрочем, это вряд ли важно. Важно, какого цвета на самом деле у Лилли глаза. В темноте Карли никогда не успевала разглядеть как следует.

Конец