«Леди Мария!»

      Они зовут её по имени из каждого коридора, мимо которого она проходит, эхо их голосов отражается от стен и искажается в шёпот и завывания.

      «Умоляю, я буду стараться лучше, Леди Мария, умоляю!»

      Пока она идёт, они тянутся к ней своими бледными пальцами и ладонями в гематомах, слепо ощупывая воздух, пол, друг друга, только бы отыскать её.

      «Заставьте их прекратить, Леди Мария, заставьте их прекратить…»

      Они поворачивают на звук её шагов свои головы, наросшая плоть которых собирается тяжёлыми складками. Иногда она задаётся вопросом, как они могут что-либо слышать, если их уши сдавлены где-то глубоко под всей этой массой. Иногда ей хочется, чтобы они вообще не могли слышать. Ни её шаги, ни крики, ни даже океан, который пытаются отыскать.

      Иногда она останавливается поговорить с кем-то из них. Иногда ей хочется, чтобы это всё просто прекратилось. Как сегодня.

      В такие дни она чувствует себя бесплотным, бледным призраком, словно одного дуновения достаточно, чтобы развеять её, как ночной туман. Её сны наполнены тем, что она предпочла бы забыть. Скребущие по черепице ногти, раздираемые простыни, резкий кислотный запах, то, как в последние мгновения пульсирует и сочится мозговое вещество. То, чем она окружила себя по собственной воле, преследует её каждый раз, когда она закрывает глаза.

      Она ненавидит это. И она в этом нуждается. И потому должна продолжать работу.

      Когда она проснулась этим утром, её клинок, давно оставленный позади, взывал к ней дразнящим искушением, которому она должна сопротивляться.

      В такие дни она приходит к Аделине.

Когда Мария увидела её впервые, эксперименты только начались, и лицо Аделины всё ещё было человеческим лицом. Теперь от него мало что осталось.

      Мария бессознательно сжимает руку в перчатке в кулак. Скрип кожи выдаёт её присутствие.

      — Леди Мария? — девичьим, совсем не изменившимся голосом спрашивает Аделина. — Это вы?

      Мария закрывает за собой дверь и поворачивает ключ. Она не остаётся в этой комнате надолго, и не хочет, чтобы их беспокоили.

      — Да, — говорит она и подходит ближе. — Как ты сегодня?

      — Ничего, — как обычно отвечает Аделина, повернув раздутую голову в её сторону.

      На стальном столе рядом с Аделиной кто-то из персонала оставил шприц, на игле которого застыла красная капля. В оба тоненьких запястья вставлены катетеры: один для забора крови в соответствии с экспериментом, а другой, без сомнения, для жадного исследователя, пожелавшего присвоить часть крови себе. Мария в курсе, что тут ведутся такие практики. Она не может уследить за всем.

      — Я что-то не то сказала?

Тишина слишком затянулась.

      — Нет, — заверяет её Мария. — Я просто беспокоюсь о тебе. Вот и всё.

 — Я хочу, — тихо произносит Аделина, - приносить пользу.

      — Ты уже приносишь.

      — Недостаточно. Я хочу стать чем-то большим.

      Конечно же, она хочет. Как и все они. И Мария чувствует себя отвратительно.

 — Станешь, — обещает Мария. — Я знаю, что ты справишься.

      В ответ на это всё тело Аделины содрогается то ли от радостного предвкушения, то ли от страха новой боли. Мария никогда не уверена наверняка.

 — Вы правда так думаете? — шепчет Аделина.

      Мария берёт её ладонь и слегка пожимает.

      — Правда.

Вокруг них в желтоватом воздухе, который сочится сквозь грязное оконное стекло, танцуют пылинки.

      — Скажите, леди Мария, прекрасный ли сегодня день? – и продолжает, чуть запнувшись. - Надеюсь, это не прозвучит неуместно, но когда вы рядом, я вспоминаю аромат цветов и солнечный свет, как во время чудеснейшего летнего полудня.

Мария не знает, что можно на это сказать, и просто молчит.

      — Я не скучаю по этим вещам, — говорит Аделина. — По лету, по цветам, по солнечному свету или полудню. Я безмерно счастлива находиться здесь и быть частью чего-то важного. Я всегда об этом мечтала.

      Это действительно так. И от этого больнее всего.

Так странно, что рядом с Аделиной Мария начинает думать о прощении, искуплении и утраченной вере.

      Она идёт обратно к двери, но прежде чем уйти бросает последний взгляд на неподвижную фигуру в кресле.

      — Аделина?

      — Да?

      — Сегодня прекрасный день.

Затем она пытается представить, что Аделина улыбается её словам.

      Самая малость, но хоть что-то. На большее она не способна.

Конец