Этот прошедший год состоит сплошь из провалов и воспоминаний. Чего мне стоило потерять память и чего стоило ее сохранить – знаю только я. Я не помню мандаринового Нового года, не помню радостного папы с подарками на Двадцать Третье Февраля, не помню окончания десятого класса и душных летних каникул. Мое сознание включилось здесь, в этой комнате, у распахнутого окна, где год назад меня нашли, с воплем ужаса уставившуюся за оконный проем. Я не говорила полгода, еще полгода я не могла вспомнить. Так считали родители и доктора. Я помнила все, что мне надо. Но почему-то не могла ни слова выдавить – словно мне горло пережимали – когда перед глазами вставало ее лицо.

***

- Это мое место. Что ты тут делаешь? Для меня было сюрпризом, что на этом чердаке оказался кто-то, кроме меня. Здесь мое излюбленное место для прогула уроков. Чердак завален всяким хламом и мне это нравится. Обожаю вместо физики раскачиваться в скрипучем кресле-качалке и читать Стругацких. И тут я прямо от чердачной двери вижу в окне спину в синей олимпийке и светлую макушку.

- Я? Просто… гуляю. Я уйду сейчас.

Это как первый фотоснимок на пленке – с неровной белой полосой засвеченного куска – окно оборвано сверху солнцем, которое просвечивает сквозь торчащие во все стороны волосы на этой самой макушке, делая их золотыми. Этот кадр – первое, что взорвалось в моем мозгу воспоминанием.

Светлые волосы и черные глаза. Я вздрогнула от неожиданности: глаза настолько черные, что кажутся неправильными, неясными на этом лице. Голос чуть выше, чем у меня. И ростом она мне по плечо, не больше. Пацанка, как и я. Только я больше и крепче, а эта – легкая, словно невесомая.

- Уйти? – коротко спросила она и шагнула мне навстречу. А мне вдруг подумалось, что скучно пять уроков прогуливать в одиночку. И я помотала головой, плюхаясь в скрипучее кресло.

Появление тайны – это здорово. И вдвойне здорово, когда эта тайна делится на двоих.

- Сколько тебе лет?

- Наверно пятнадцать. Здорово, значит – ровесники. Хотя как это – наверно? Не знаю. Она очень странная. Уже неделю мы встречаемся на этом чердаке, когда я прогуливаю. Прогуливаю я все больше, потому что мне не удается не думать о ней. Потому что я даже не знаю ее имени. Она мне сказала – зови, как хочешь, и почему-то мне не захотелось упорствовать. Я стала звать ее Лисенком. Хотя у нее нет желтых лисьих глаз. Ее глаза меня пугают и постоянно стоят перед внутренним взором. Они черные, а иногда вдруг блеснут синей волной – наверно, из-за освещения. Я пропускаю уроки каждый день, и мне уже велели привести родителей.

- В какой школе ты учишься?

Мне не удержаться от вопросов, я ведь ничего о ней не знаю.

- Я? Нет, я не учусь в школе.

Почему-то не пришло в голову спросить причину, ведь мы ровесницы, почему бы ей и не учиться.

- Везет тебе. А мне прогуливать приходиться.

- Разве прогуливать тебе не нравится? – Лисенок подняла на меня свои глаза, и опять по коже побежал холодок, такие они странные.

- Нравится, конечно. Только влетит мне за это.

- А разве это плохо – прогуливать?

Вот чудак-человек.

- Конечно, плохо, балда ты!- я широко улыбнулась, а Лисенок отошла от окна, на котором она просиживала почти все время, села на пол рядом с моим креслом и спросила:

- А зачем ты это делаешь?

Как у нее это получается? Я не могу соврать ей даже какую-нибудь глупость.

- Потому что ты…

Мы идем босиком под ливнем по дымящемуся паром асфальту. Медленно идем, не торопясь. Не знаю, как так случилось, но Лисенок поймала меня за руку, и теперь мы шагаем по лужам, переплетя пальцы. Я рассказываю какую-то ерунду, а она слушает, не улыбаясь, но внимательно. И Лисенок не представляет себе, как тяжело мне говорить и вспоминать что-то, потому что все нервные окончания моего тела находятся сейчас в пальцах левой руки, которых касается ее удивительно горячая ладошка.

- Я не могу попасть домой.

Тогда Лисенок впервые заговорила сама. Она всегда говорила так: ровным тихим голосом, без намека на улыбку или недовольство. Мне порой казалось, что ей все равно, и в такие моменты мне хотелось, чтобы мир разбился, потому что без нее мне уже не было жизни. Но ведь она приходила каждый день на мой чердак.

- Домой? А где твой дом?

- Далеко.

Наверно, это в первый раз она ответила мне на вопрос, касающийся ее жизни. Но мне стало страшно, потому что я поняла, что она хочет уйти. У меня навернулись слезы на глаза, а она спросила, как всегда, очень внимательно вглядываясь:

- Что случилось?

Я бежала, не глядя вперед, чувствуя, что меня никто не догоняет, и заливалась слезами, словно от внезапно дошедшего до сознания горя. Да, именно горя – мне было очень горько. Я сбежала, не сказав ни слова, а на следующий день пришла на чердак опять, дав себе обещание не рассказывать Лисенку, что я всю ночь не спала.

- Почему? Тебе снилось что-то плохое?

Никогда не давайте себе обещания. Потому что не перед кем оправдываться, если его не держишь.

- Нет. Я испугалась, что ты уйдешь. Когда-нибудь я приду, а тебя тут не будет.

Лисенок взяла меня за виски горячими ладонями и сказала прямо в лицо:

- Не бойся, больно не будет, я обещаю.

Через час моя комната превратилась для меня в тюрьму. Сидеть с завязанным горлом дома – раньше я радовалась такой возможности, но теперь… Проскользнуть мимо бабушки нет никакой возможности, а там, на чердаке в старом доме, меня ждет Лисенок, а я не приду. Температура не падает ниже 38, а с бабушкой спорить о здоровье – проще мертвого рассмешить.

- Здравствуйте, я пришла навестить Катю. В душе моей взорвались фейерверки.

- Лис – это такое животное, да?

- Да. Рыжее и дикое, – мне было смешно, что она задает такие вопросы.

- Тогда ты – Котенок. Раз я Лисенок.

Мне стало еще смешнее, потому что на котенка я уж никак не похожу. Я готова была быть хоть бенгальским тигром.

- Ты что-то хочешь мне сказать.

Я не помню тот момент, когда разговоры стала начинать она, а не я. Мы сидели на деревянном мостике через ручей, неподалеку от дома с нашим чердаком, и болтали босыми ногами в воздухе над водой.

- Я не могу этого сказать, – впервые я ей в чем-то пытаюсь отказать. Эту фразу я выдавливала из себя, наверно, целую вечность.

- Тебе так кажется? Или ты так думаешь? – Лисенок обхватила меня рукой за плечи и заглянула в глаза, а меня опять ошпарило волной сладкого мучения.

- То, что я чувствую, неправильно. Я тебя люблю.

Лисенок долго молчала мне в глаза, а потом – ни намека на улыбку:

- А разве это неправильно?

В тот миг я забыла все ее странности. Мое сердце стало величиной с планету.  Я не знала, что с этим делать, но мне было все равно, потому что счастье ждало меня на моем чердаке. Но осенью вместе с тучами пришла беда.

- Мне надо домой.

Лисенок слишком часто повторяет это в последнее время. Нет, я не плачу, как в тот первый раз, только тоскливо сжимается сердце.

- Я хочу поехать с тобой.

- Мне жаль, но это невозможно, – Лисенок коснулась губами моих губ, зная, что это заставит меня забыть обо всем, но теперь это не работало. Она не удивилась, она никогда ничему не удивляется. Она пояснила, видя, что я не понимаю.

- Я сама пока не знаю дороги.

Мы засиделись на чердаке до позднего вечера. Я собиралась заколотить окно, потому что на улице стало холодно, и мы все время мерзли в нашем подкрышном раю. Я принесла молоток и гвозди, но Лисенок остановила меня.

- Погоди, не надо.

Она свесилась вниз и проследила глазами щепку, задетую ее рукавом. Щепка долго летела мимо восьми сталинских этажей, на втором залетев на карниз.

- Давай прощаться.

Мир взорвался. Слова мольбы умирали во мне невысказанными. У меня отнимали жизнь. Сейчас. Лисенок села на подоконник и улыбнулась – может, впервые за все время.

- Котенок, мне надо домой. Тебе не надо за мной.

Я стояла и смотрела, как она перебрасывает ноги за деревянную раму, как оглядывается и, не отводя от меня сине-черных глаз, пропадает внизу. Я закричала. Я кричала очень долго. Я кричала, пока не пришли соседи и не вынесли напрочь чердачную дверь. Я кричала, когда вызвали для меня Скорую. Из моих воплей смогли понять, что кто-то упал из окна. Но внизу никого не нашли. Все посчитали это плодом моего воображения.

***

Год спустя я смогла вернуться в школу, снова в одиннадцатый класс. Меньше года – первое сентября я встретила в ряду будущих выпускников, младше меня на год. Я мало кого знала из них – я своих ровесников-то не всех по именам помнила в бывшем классе. Я даже не посмотрела, кого со мной посадили. Зачем. Мне предстояло наверстать год жизни.

Треугольник со звоном полетел на пол – я уронила, двинув локтем чужую линейку. На автомате резко наклонилась и треснулась головой с соседкой.

- Извини.

- Извини.

Мы одновременно подняли глаза.

- Никому не говори, - прошептала она одними губами. Сине-черные глаза.

- Ну, как там, дома? – тихо спросила я в ответ и улыбнулась.

- Даже там без тебя было плохо.

Мы чинно сидели за партой и смотрели на доску. Словно ничего не произошло. Только локтями теснее стиснулись.

Конец