-
YumenoYuri
-
-
Сейчас на сайте
- Сообщений: 2679
- Спасибо получено: 24
-
Репутация: 27
-
|
Они не решаются сказать мужу: я не хочу снова рожать
Источник
Контрацепция в наши дни недорогая и доступная, но самые бедные по-прежнему рожают больше всех и реже остальных прерывают беременность, по крайней мере по официальным данным. В лидерах по этим показателям в России — кавказские регионы. Что стоит за потрясающими демографическими успехами, о которых регулярно отчитываются главы республик, почему жительницы Северного Кавказа «выбирают» такую семейную модель и есть ли у них репродуктивные права, — специально для «Черты» разобралась журналистка Лидия Михальченко.
Каждый год чиновники и исследователи отчитываются о снижении числа абортов в России. Меньше всего прерываний беременности приходится на кавказские регионы: Карачаево-Черкесию, Кабардино-Балкарию, Чечню, Ингушетию и Дагестан. В трех последних их почти нет.
Те же регионы — одни из самых неблагополучных в России. Здесь самые низкие зарплаты. Как говорят местные жители, «рады и пятнадцати тысячам». При этом самая высокая рождаемость официально в Чеченской республике, в четверке лучших также Ингушетия и Дагестан.
В закрытых группах в соцсетях для кавказских женщин можно встретить анонимный вопрос: как избавиться от беременности? Кто-то советует клиники и медицинские препараты для прерывания, другие бросаются уговаривать: «Роди! Даст бог зайку, даст лужайку!» Тем, кто рассказал про таблетки, девушки с религиозными аватарками пишут: «Джахилька, невежественная, бессовестная!» Проблему видят не в нежелательной, незапланированной или опасной для женщины беременности, а в самом желании эту проблему решить.
«Что значит пожить для себя?»
В семье должно быть как минимум трое детей, считают в самых плодовитых республиках. А лучше — четыре или пять. Если не родить мальчика, а то и двух, скоро начнется моральное давление со стороны семьи и социума. Муж получит общественно и религиозно одобряемое моральное право жениться во второй раз. И наоборот, могут осудить жену, если та проявит недовольство или ревность, если разведется из-за конкурентки — ведь по исламу муж прав.
Едва ли ни сразу после свадьбы родственники начинают интересоваться, не беременна ли? А когда? Ищут причину, почему молодые не зачали ребенка, может, болеют. В Чечне и Ингушетии, где нравы построже, может начаться социальная травля: «Что значит пожить для себя? Замуж не для этого идут». Поэтому большинство женщин стараются забеременеть с первых дней брака. Период притирания или время до окончания учебы почти не обсуждается.
Попытки предохраняться тайком могут кончиться печально для женщины. Нередки случаи, когда супруг, найдя таблетки, учиняет скандал: ты меня не любишь, ребенка от меня не хочешь. И женщины рожают любой ценой. Даже если их никто настойчиво не просит, они видят в деторождении свою задачу и знают, чем для них чревато не рожать. По сути, в обществе все устроено так, что материнство для них — единственный выбор.
«В любой ингушской семье должен быть мальчик. Даже если в семье восемь девочек, женщина все равно идет за девятым в надежде на мальчика, и за десятым. Вне зависимости от состояния здоровья, — рассказывает Зарема*, акушерка-гинекологиня из Ингушетии. — Качество жизни многорожавших женщин оставляет желать лучшего. У них встречается патология мышц тазового дна, опущение половых органов».
Бывает, что врачи хотят сделать операцию по прерыванию беременности, но не могут — пациентка после многих родов уже перенесла два инфаркта и инсульт, у нее хронические болезни. Недавно в практике Заремы был случай полного пролапса гениталий, когда выпадает матка и возникает угроза жизни.
Женщинам часто не удается сделать необходимый для восстановления перерыв в два-три года между родами и следующей беременностью. Мужчины не хотят или ленятся пользоваться барьерной контрацепцией. Беременность наступает слишком часто, что чревато серьезными последствиями. Медики сетуют: у нее на руках грудничок, едва закончилась лактация, а в утробе уже второй сидит. При этом сами женщины тоже не всегда приемлют контрацепцию: кто-то по религиозным убеждениям, другие — из-за суеверий или мифов.
«Многие не могут или не решаются сказать мужу: я не хочу снова рожать. Религиозные девушки приучены в любом случае слушаться мужа, — объясняет местный уклад Раисат*, гинеколог из Дагестана. — Девушкам стоит быть самостоятельнее в вопросах контрацепции, брать это в свои руки. В каждом селе есть почтовое отделение, можно заказать препараты через сеть. Девочкам надо рассказывать на школьных уроках, чего ждать от половой жизни и как предотвратить неприятности».
Кажется, интимные темы перестали быть полностью табуированными для женщин на Кавказе, впрочем обсудить их публично по-прежнему нельзя — исключительно с врачами или в закрытых группах. Секспросвет тоже отсутствует, в лучшем случае обмен знаниями и опытом в соцсетях.
Рассказывать школьницам о сексе и родах нельзя, при этом старшеклассниц могут выдать замуж, не дав закончить школу. Мамы и старшие сестры зачастую не говорят с ними о половой жизни. О сексе многие девочки узнают из порнофильмов, а о контрацептивах — из форумов и чатов.
«Часть моей работы — опровергать мифы и знакомить девушек с их анатомией. Многие твердо убеждены, что лучшая защита от беременности — это прерванный половой акт, кто-то верит, что если принимать оральные контрацептивы, то вырастет борода и все тело будет в волосах, — говорит Фатима*, гинекологиня из Чечни. — Некоторые в 20-22 года не знают, что такое влагалище. Им даешь вагинальные свечи, а они их пытаются проглотить или не знают, что такое прямая кишка. Многие вещи приходится объяснять через нормы религии, чтобы девушкам было понятнее».
«Власти говорят, что у нас нет абортов, но за этим стоит женский страх»
Прервать беременность в мусульманских регионах Кавказа гораздо сложнее, чем в других регионах России. Тренд на религию и негласное соревнование, в какой республике меньше абортов, приводят к тому, что нежелательная беременность из решаемой проблемы превращается в настоящую катастрофу.
Как отмечают медики, еще до внедрения медикаментозных абортов беременность прерывали в основном по медицинским показаниям. Собирался консилиум, женщину отправляли на анализы и консультацию психологини. В последнее десятилетие точное число абортов невозможно посчитать. Женщины самостоятельно ищут и заказывают таблетки, вызывают выкидыш на ранних сроках.
С одной стороны, препараты лучше и безопаснее, чем операции по прерыванию беременности — меньше грубых вмешательств в организм, не возникает хронического эндометрита, бесплодия и воспалительных процессов. Женщины реже умирают от сепсиса или кровотечений. Но проблема в том, что многие применяют таблетки без консультации с врачиней.
«По приказу минздрава в последние год-два эти препараты можно закупать только лицензированным государственным стационарам или частным клиникам, которые ведут строгий учет. Их не должно быть в свободной продаже. Но есть аналоги, их можно найти в аптеках», — объясняет гинекологиня из Ингушетии.
Первый раз Тамила* из Грозного избавилась от беременности на сроке примерно месяц. Так велел муж. Сказал, что мама не разрешит заводить второго ребенка. Тамила подумала, что раз так, значит отношения подходят к концу. Выжить и уходить легче с одним ребенком, нежели с выводком. Она пошла в городскую больницу, попросила помочь без записи. Конечно, ей отказали. Десяти тысяч на частного врача у нее не было. Тогда она нашла таблетки в аптеке. В Грозном есть несколько аптек, где их можно купить несмотря на запрет.
Второй раз ей повезло меньше. Она забеременела накануне разрыва с мужем, но вовремя не спохватилась, узнала, когда после третьего месяца. Выпила таблетки. Через сутки начались сильные боли, еще через день случился выкидыш.
«Было ужасно, думала, что умру. Там уже почти человек, это страшно, — вспоминает Тамила. — Вся квартира в крови. Встаю — из меня льет, ложусь — с меня льет. За месяц я полностью обессилела. Вызвала знакомую медсестру с кровоостанавливающей капельницей. К врачам не пошла, я мнительная. Боялась, что позвонят родственникам, выдадут меня или всей больничкой обсуждать начнут. У нас нет такого понятия, как врачебная клятва, и про клятву Гиппократа, видимо, тоже не слышали. Вайнахская почта очень хорошо работает. Чеченские власти с гордостью говорят, что у нас нет абортов, но за этим стоит женский страх».
Аборт — причина для убийства
Таблетки для прерывания беременности не всегда срабатывают. Бывает, что нужен хирургических аборт, тогда приходится искать врача. Тот, кто согласится, считается «безнравственным». Ряд врачей в Ингушетии и Дагестане «не хотят брать грех на душу», поэтому отказывались делать аборты без показаний. Больничное руководство не настаивало. Ввиду ряда установок и предрассудков аборт на Кавказе — самая спорная медицинская процедура. Здесь врач не может руководствоваться только профессиональными обязанностями.
Гинекологинями работают женщины. Если они провели аборт незамужней и это станет известно, пациентка может стать жертвой «убийства чести», а врачиню обвинят в сокрытии греха. Это тем более вероятно, что через разветвленную сеть родственников информация разносится очень быстро. Если пациентка семейная, но пришла без ведома мужа, то в условиях тейпового устройства общества могут вмешаться ее близкие или семья отца ребенка. Медиков могут преследовать, явиться домой, пожаловаться. После скандала родственники самой докторки ополчатся против нее, запрут ее дома и не пустят на работу.
Женщины всячески пытаются избежать такого сценария и ищут иные методы, в том числе подпольные. Риск бесплодия, воспаления матки и даже вероятность летального исхода страшит их меньше, чем обнародование обращения за абортом.
Лика* из Чечни была на седьмом месяце беременности, когда ее избили и изнасиловали. «Из меня шла кровь, я поняла, что ребенок погиб. Я поехала в роддом Грозного, меня не приняли. Врачиня увидела мое синевато-коричневое лицо, я рассказала, что случилось, и она меня прогнала: ей проблемы не нужны. Посоветовала ехать в Нальчик», — вспоминает Лика.
У девушки были температура и судороги. В Нальчике врачи определили, что ребенок погиб семь дней назад. Хирург плакал, когда увидел ее состояние. В итоге оперировала женщина. Выяснилось, что у Лики инфекция, понадобился курс капельниц. В Нальчике с нее не взяли ни копейки. До последнего девушка не признавалась мужу, от чего умер ребенок: «Если бы он узнал, что меня изнасиловали, он бы меня прогнал, а детей по традиции оставил себе. Младшему еще не было двух лет».
Элиза* уроженка Дагестана, но сейчас проживает в Германии. Она любила мужчину, но он не женился на ней: не мог или не хотел. Первый аборт она сделала в Хасавюрте за десять тысяч рублей. Отговаривать не пытались, а в истории болезни написали что-то другое. Через год Элиза снова забеременела. Повезло, что тетя помогла скрыть беременность, прятала ее у себя в Москве под предлогом помощи пожилой родственнице. Родив двух близнецов, она уехала в Германию и вскоре вышла замуж за араба: «Родные меня искали и даже нашли. Дядя пытался совершить “убийство чести”, но его задержали, посадили в тюрьму и депортировали. Мальчикам сейчас девять лет».
Гинекологиня из Чечни Альбина* работает в местном стационаре. Она честно признается: ни один врач не напишет в истории болезни, что сделал аборт по желанию пациентки. Процедуру обязательно замаскируют под выкидыш или замершую беременность, что-то жизненно необходимое. Это нужно, чтобы «подчистить» за собой, предусмотреть вопросы со стороны инстанций и претензии семьи пациентки. За сделанный аборт могут строго наказать. Более щепетильные к своему здоровью девушки находят по сарафанному радио врача, который готов приватно делать аборт.
«Как-то я делала утренний обход, в одной палате лежала женщина на шестом месяце. Ночью ее доставили с болями в животе. Угроза выкидыша. Оказалось, что она не замужем. Пыталась организовать себе выкидыш, таблетки не сработали. Просила помочь ей завершить начатое, но мы не имели права — слишком большой срок. Лечиться и сохранять беременность женщина не хотела, поэтому заведующая взяла с нее расписку и выгнала», — говорит Альбина.
Традиции и обычаи
Репродуктивное поведение женщин на Северном Кавказе связано больше с местными традициями, нежели с религией. Точнее, религия влияет, но в меньшей степени, чем местные обычаи и семейные установки. Отсюда и различия между районами, объясняет Саида Сиражудинова, кандидатка политических наук и президентка Центра исследования глобальных вопросов современности и региональных проблем «Кавказ. Мир. Развитие».
Последние десять лет религиозность здесь растет, а рождаемость, наоборот, снижается, хотя остается выше средней по России. В патриархальном обществе главное предназначение женщины — рождение детей, и эта установка сохраняется до сих пор.
По словам Сиражудиновой, следование арабскому варианту ислама принесло на Кавказ многоженство. Оно было у традиционалистов и раньше, но носило скрытый характер. Семьи на стороне заводились не публично. Родственники мужчин признавали только одну, официальную жену. Не было необходимости в рождении детей во второй семье. Сейчас вторые-третьи жены признаны внутри некоторых общин, и от них так же ждут рождения детей наравне с первой женой.
«Кроме того, среди салафитов есть установка: даже если у тебя нет достаточно средств, ты все равно должен заботиться об увеличении уммы — росте численности мусульман — и не соотносить число своих детей с экономическими возможностями, — говорит исследовательница. — Согласно религии всем будут ниспосланы возможности, чтобы прокормить детей. В семьях сельских жителей особенно много детей. Их рожают, невзирая на стесненные обстоятельства».
Общество и религия здесь работают на интересы мужчин, а положения ислама, которые дают какие-то возможности женщинам, зачастую игнорируются.
Сиражудинова рассказывает про практику близкородственных браков в Дагестане. Это связано с адатами и традициями. В Ингушетии и Чечне общество более единое и целостное. Старейшины видели, какие неприятности случаются из-за близкородственных браков, осознавали последствия и их запретили. Это консолидированное решение большинства тейпов (но есть и исключения), которое довольно жестко контролируется.
«В Дагестане же общности и народности разобщены, в каждом свои представления и законы. Фрагментированность, замкнутость в небольшой общине приводили к родственным бракам, — продолжает исследовательница. — В горах общества проживали локально. Девушка не имела право по своему почину выйти замуж за представителя другой общины. Эти вопросы строго регулировались. Внутритухумные браки (внутри одной группы) нужны были для того, чтобы земля и другая собственность оставалась внутри рода, они были в дефиците. Сейчас появился еще один мотив — пристройство девушки. Родители боятся, что в незнакомой обстановке, в чужой общине девушка не приживется, а они не смогут обеспечить крепость этого брака».
Помимо этого, считается, что ценность девушек заключается только в репродуктивной функции. Если у нее нет образования и престижной профессии, ее стремятся выдать замуж внутри рода, села, к своим, ради заботы, невзирая на потенциальную угрозу рождения нездорового потомства. «Об опасности хромосомных нарушений у детей от родственных браков у нас крайне мало говорят, информации не хватает. Эта проблема актуальна для ряда постсоветских государств, и в некоторых, я знаю, есть исследования и работы, доступные публично. Но в России, видимо, ввиду локальности проблемы, вопрос остается закрытым».
Объявив светлую цель, заботу о демографии, власти в республиках не спрашивают и не слушают тех, кто справляется с ней лучше всего — женщин Кавказа. До сих пор руководители не заботятся, чтобы у мам перестали отнимать детей при разводах, как «принадлежащих роду отца»; чтобы «девственность» перестала быть товаром, по которому оценивают живую человеку; чтобы женщины перестали быть средством товарообмена между мужчинами, а секспросвет в школах помогал бы планировать детей до, а не после наступления беременности. Тогда число абортов будет по-настоящему небольшим, а у детей появится шанс рождаться по желанию мам, а не от страха, безысходности или отсутствия выбора.
|
