— Дома говорили, что я больна, — доверительно шепчет она на ухо Неф. Темные волосы (эта забавная особенность человеческих особей) шевелятся от ее дыхания.

— Ты? Ты самая здравомыслящая… — Неф поворачивается, опираясь на локоть; ее глаза, уже затуманенные халлексом, расширяются от удивления.

Моринт со смехом прижимает палец к ее губам.

Губы Неф расходятся под этим прикосновением, и Моринт не может устоять — проталкивает палец чуть глубже. Неф поддается — втягивает в рот, прихватывает зубами, обводит языком.

— Для тебя, — говорит Моринт, накрывая другой ладонью одну из грудей Неф и слегка, но резко, сжимая, — так оно и есть. Вот поэтому…

Неф еще раз целует — с причмокиванием — подушечку ее пальца, а следом проходит жадными губами до середины ладони.

— Поэтому я тебе и понравилась. Еще там, на выставке… Как ты на меня смотрела, я сразу… сразу поняла…

Моринт скользит ладонью от ее губ к щеке и обхватывает затылок.

— Ты выделяешься из толпы, — шепчет она снова, на этот раз тише. — Ты всегда выделялась, ты всегда знала, что они, масса, донный ил, не поймут тебя по-настоящему. До конца.

Неф кивнула бы вновь — если бы хватка Моринт не была такой крепкой. Ее щеки алеют — так приливает к ним человеческая кровь. По контрасту с темной обивкой и покрывалом это смотрится дивно.

— Ты прячешь себя, но нельзя же прятаться вечно. — Она дышит Неф в самые губы — и та тянется за поцелуем, но Моринт тут же отстраняется, взамен обхватывая ее чуть отставленную ногу своей. Неф моргает с тенью обиды — которая тут же пропадает с лица, стоит Моринт вытянуться с ней рядом, соприкасаясь сосками на полных грудях. — И тогда… Знаешь, что тогда происходит? — Моринт поглаживает ее затылок, неторопливо, будто поощряя ответить. Но вместо этого продолжает сама: — Тогда они ловят тебя и говорят, что ты ненормальная.

— Норма — это… — Неф дышит неровно, неглубоко; ее карие глаза неотрывно глядят на Моринт. — Это посредственность.

— Вот видишь, — Моринт трется влажной промежностью о ее бедро, ритмично и плавно. — Они живут по тысяче лет — и так скучно. Посредственно. Вы, человеки, люди — горите ярче, — она облизывает сохнущие губы, еще плотнее вжимается грудью в грудь.

— А я бы хотела увидеть твой дом. Говорят, на планетах асари очень красиво... — Неф гладит ее по плечу, по руке — самыми кончиками пальцев. Дрожь слишком нежная, но это тоже приятно.

— Я не могу вернуться, — качает головой Моринт с почти неподдельным сожалением. — Я скрывалась даже от собственной матери, представляешь?

— Ты раньше не говорила… — начинает Неф — с любопытством и чем-то вроде благоговейного страха (или сочувствия? вот уж чего не хотелось), — но тут же ахает, когда ладонь Моринт прижимается к ее лобку.

— Моя мать — вот кто сумасшедший, — говорит она, поглаживая там всей ладонью, круговыми движениями, не торопясь. — Ей хочется, чтобы я была серой. Тусклой. Ничем.

— Мама… она не хотела, чтобы я ходила в «Загробную жизнь», — невпопад отзывается Неф, и в ее голосе, даже под наркотиком, вдруг звучит беспокойство. Моринт досадливо нажимает пальцем на чувствительный выступ — с силой и резко, так, что Неф даже не стонет в ответ: всхлипывает.

— При чем тут твоя мать? Я о своей, — шипит Моринт, но тут же, будто бы извиняясь, целует Неф в плечо, в шею, около уха. Слизывает с кожи терпкий пот — похожий и непохожий на электропроводящую смазку асари. — А она бешеная. Она ненавидит меня. — Моринт раздвигает складки и вдвигает один палец внутрь — толкаясь глубже и глубже с каждым следующим словом. — За то, что я хочу жить своей жизнью. Любить тех, кого хочется. — Она резко вдыхает и выдыхает сквозь нос. — Однажды, знаешь, я поселилась в одной деревне. Почти в лесу. — Она добавляет второй палец — и Неф откидывает голову на подушки дивана, выгибает спину. — Меня там любили. Уважали. Ценили. Местные сделали даже статую в мою честь — тебе бы понравилось: такая примитивная экспрессивность. Со мной танцевали самые красивые девы, самые свежие…

— Танцевали… как мы сейчас? — выдыхает Неф, двигая бёдрами ей навстречу.

Моринт коротко целует ее в уголок губ.

— Не ревнуй. Сейчас ведь я с тобой, верно?

— И любишь меня?

— Люблю.

— И будешь помнить меня?

— Всегда. — Моринт целует ее для убедительности: крепко и жадно. — Я выбираю только тех, кого стоит помнить. — Она поворачивает и чуть сгибает пальцы, вызывая у Неф еще один жаркий стон. — И там было много таких, много дев, которых я запомнила навсегда… А потом мать нашла нас. — Моринт делает паузу и на несколько мгновений замирает совсем: всем телом, не только влажной ладонью. — Она разбила статую. И перебила всех в деревне. Представляешь? А лечить еще хотели меня.

Неф вздрагивает — по-видимости, представив, — и крепче обхватывает Моринт ногами. Ёрзает на ее пальцах, почти конвульсивно — безуспешно пытаясь сама добраться до пика.

— Но здесь ее нет. — Моринт, выждав несколько ударов сердца, возобновляет движения; теперь это должно быть слаще — и желаннее. — Есть только мы.

— Только мы, — отзывается Неф, с облегчением вновь поддаваясь. — Мы… ненормальные.

Моринт улыбается в ответ — шире прежнего, целым ртом.

— Так ты хочешь увидеть?

— Почему тебя… такой считали? — Неф моргает; с трудом, но фокусирует взгляд. — Разумеется! — Ее ладони ложатся Моринт на плечи, сжимают. У нее сильные руки скульптора, даже в расслабленном наркотическом дурмане.

— Я хочу. Я не такая, как все. Я… пойму. Мне будет хорошо. — Ее голос, перемежаемый короткими вздохами, — уверенность и дрожь одновременно.

— Скажи это еще раз, — просит (почти умоляет; почти требует) Моринт. Ее шепот похож на свист. — Скажи, что ты хочешь этого. — Ее глаза не отрываются от глаз Неф: расширенных, полных трепета предвкушения.

— Хочу тебя, — выдыхает Неф почти неразборчиво, и Моринт ловит ее последние слова в поцелуй. Язык жадно скользит внутри чужого рта — а следом зрачки расширяются, и чернота, которую Моринт выпускает из них (из себя, изнутри) затапливает Неф целиком.

И Моринт стонет уже сама, стонет в голос: знала бы Неф, если бы Неф только знала, как это...

...как электрическая боль зажигает в ней нерв за нервом — алым, желтым, оранжевым и иссиня-белым, а затем обрывается пепельной тишиной...

...как ее нейронные связи вспыхивают ярко-ярко, распадаясь на блики фейерверка...

...как ее рот раскрывается в беззвучном крике — челюсть почти падает вниз, с такой лёгкостью и быстротой этой происходит, — а из носа начинает течь кровь...

(Кровь Моринт потом вытирает влажной салфеткой; это некрасиво и портит Неф.)

(Сосуды в глазах тоже лопаются, но веки довольно легко опустить.)

...как ее внутренние мышцы сжимаются в последних конвульсиях вокруг пальцев Моринт, едва не ломая кости...

...как всё, что было в ней яркого и трепещущего, перетекает в Моринт, сворачивается в синапсах, навсегда оставаясь внутри: глубже и теснее, чем это только можно представить.

Моринт моргает, втягивает носом еще теплый воздух. Поводит плечами. Наклоняется между ног Неф и слизывает оттуда всю ароматную влагу, пока та не успела остыть.

Приведя затем Неф в порядок, она складывает той руки на груди в качестве финального штриха — только синего цветка и не хватает, чтобы получилось произведение искусства. Инсталляция. Жаль только, недолговечная.

— Ну вот видишь. Какая же я больная? — сыто и нежно улыбается Моринт, поглаживая Неф по мокрым волосам.

Разве совершенный хищник — болен?

Конец