Ника говорит, что нам наплевать.
А я верю. Больше ничего не остается, как внимать ей, восседающей на обеденном столе, болтая худыми ногами в разных носках – желтый, с «пальчиками», и длинный полосатый гольф, других не отыскалось – и разоряющейся на тему отстраненности. Нам никто не нужен, потому что мы самодостаточны. Наши теории не направлены на улучшение, значит, тупиковы. Мир - это одна гигантская навозная куча, где мы временно застряли, а смерть прекрасна уже потому, что представляет собой квинтэссенцию человеческого разрушения. Здорово, – добавляет она, задумчиво покусывая кончик малинового, неровно прокрашенного ногтя, - что я тебя нашла. Больше никто в этом гадюшнике даже не пытается думать.
Если честно, я просто не перебиваю. Порой ее извилистые рассуждения скатываются к откровенному бреду, но мне все равно нравится слушать, как растрепанная, злая от недосыпа и внешне похожая на Пеппи длинный чулок Ника кроет все на свете и ничто в частности литературно выверенными выражениями, звучащими хлеще, чем иной разудалый мат. Раньше она училась на филологическом, мечтала стать писательницей; и даже после случившегося нервного срыва с последующим бегством в академ не растеряла способности шикарно оформлять свои мысли. Она все еще изредка накрапывает рассказы, хоть тратит на это куда меньше времени, чем на философско-депрессивные тирады, вываливаемые мне на голову.
Мы встретились совершенно случайно. Я в который раз слиняла из дома спозаранку, устав от бессонницы и попыток добить уже много месяцев как пришпиленную к мольберту картину. Было невыносимо холодно, несмотря на раннюю осень. Прикончив несколько сигарет, заодно горько шерстя на все лады свою полную бездарность, я осознала, что намеренье поторчать под морозцем не от большого ума стукнуло, однако жалеть было поздно. Ключи остались дома, а дверь я никогда не запирала; это делала мать, когда той приходило время отчаливать на работу. А на мобильнике бесстрастно высвечивалось полшестого.
Нынче поналепили домофонов, даже погреться не зайдешь. Раздумывая, стоит ли будить преспокойно дрыхнущих соседей, или в нашем квартале все же найдется единственный восхитительно деревянный по-старинке подъездный вход, я апатично брела вдоль дворов, придерживая окоченевшими пальцами болтающуюся на плече сумку и сминая тяжелыми кроссовками высохшие листья. Безветренная площадка все же показалась, пусть несколько и не такая, на какую я рассчитывала.
Обшарпанный спуск вел в крохотное подобие бункера, заканчивающееся защеколдленной на висячий замок дверью. Выщербленные ступени, изъеденные стены, измазанными мелом и баллончиками, торчащие снизу, из фундамента проржавленные кабели; сбитый цемент, обнажающий плохо заложенную кирпичную кладку. Ящики, сколоченные из грязных досок, на один из которых я брезгливо опустилась, подложив под задницу тетрадку, уставившись на круглую дырку в стене, затянутую многолетней паутиной.
Здесь было спокойно и тихо, если не считать отдающиеся сверху гулкие шаги безумцев, поднявшихся в такую несусветную рань. Чиркнув плохо крутящимся колесиком зажигалки, со второй попытки закурила, с наслаждением втянула химически подгорченный воздух, выпуская тоненькую струйку из потрескавшихся губ. Это – последнее, что я сделала до встречи с ней, и потому так остро запомнила свои ощущения. Покалывание в носу вследствие слишком глубокой затяжки, заевшая молния кармана, куда не хотела убираться мятая пачка, и полно окурков, раскиданных вокруг, крепких, оранжево-белых, резко отличающихся от моих – салатных, тоненьких, судя по написанному на упаковке, ароматизированных яблоком.
Она возникла неожиданно, маленькая неказистая тень на фоне тускло-серого светлеющего неба – рвано подстриженные черные волосы, бледная кожа, мультяшно-громадные глаза, как у персонажей аниме; потрепанные джинсы и небрежно наброшенная поверх зеленой футболки с немыслимым диким раскрасом кожаная куртка. Она казалась какой-то потерянной, будто искала что-то и не могла найти. Шаркающе спустилась и попросила поделиться табачным ядом, плюхнувшись на сложенные в стопку обрезки фанеры. Я молча подпалила ей кончик, ничего не спрашивая и не удивляясь.
Вообще-то я – человек замкнутый, а попытки знакомства пресекаю на корню. Но в ней было что-то такое, за что хотелось зацепиться, что-то, чего, по-видимому, не хватало мне самой. Ника говорит, это называется родством душ, но, на мой взгляд, между нами просто проскочила искра, как обожают вещать раскрученные авторы с девственно-белых, вкусно пахнущих типографской краской страниц книг.
У нее за плечами – бесшабашное беззаконное прошлое, из которого чудом удалось выскочить, абсолютное равнодушие богатеньких родителей, купивших, однако, ей отдельную квартиру, чтобы отделаться от не в меру трудной дочери, и зашкаливающая гениальность, граничащая с сумасшествием. У меня – вечно умотанная мать-одиночка, неполные одиннадцать классов образования и социопатия, переросшая чуть ли не в паранойю. Но Ника заявляет, что мы равны, потому что исходя из ее системы взглядов, ценность имеют только служители искусства, в список которых она бездумно занесла и меня. Они, как любит она повторять, лениво потягивая подперченный ментолом никотин, представляют собой высшую ступень развития; остальные – мышиная масса, необходимая для комфортных условий творчества.
Забавно то, - разглагольствует Ника, барабаня узкими пальцами по пыльному, разукрашенному следами кофейных чашек и замусоренному конфетными облатками подоконнику, - что никому это не нужно. Общество потребления давно начихало на истинную красоту, измеряя все в деньгах. Она ненавидит сам факт наличия переоцениваемых бумажек, несмотря на то, что никогда в них не нуждалась. Считает себя жалкой, потому что не может ни на что влиять; да и если бы могла, не стала б, так как массовое сознание останется закостенелым и внушаемым, хоть об стенку разбейся.
Разбиваться о стенку Ника не собирается.
Умирать тоже, пусть и пыталась – памятью об этом запечатлились белесые полоски вертикальных шрамов на запястьях, коих она не стыдится, уверяя, что любая деталь биографии формирует личность. Предложи ей добрый дядя волшебник поменять что-то в бурном и нелицеприятном пубертате, она с презрением отвергла бы эту возможность.
Ника ни о чем не жалеет. Даже о том, что осталась совершенно одна.
Нелегко психам, притворяющимся нормальными, жить на свете. Остается только надеяться, что судьба подкинет подарочек – еще одного такого же сумасброда. Нам подфартило, детка, - подмигивает, не глядя заливая чайные пакетики кипятком, - у нас есть взаимопонимание.
Я практически переселилась к ней, внезапно не встретив сопротивления в общем-то консервативной мамы. Вероятно, та тоже устала от меня, как Никины старики; а тут всплыл шанс спихнуть непутевое чадо на плечи новообретенной и внешне самостоятельной девушки. Нет, я не осуждаю ее: так на самом деле проще. Мы превратились в тех, кем не могли не стать. Отгородившиеся от жизни, отрешенные, разводящие необоснованную демагогию в стремлении заместить ворохом заумных фраз давно умерший смысл. Забытые богом и людьми девчонки, замкнувшиеся в пределах захламленного тесного мирка.
Ника рассказывает, что мы похожи на брошенных мальчиков из «Питера Пэна». Покинутые и никому не нужные. Я обнимаю ее, возражаю: не так уж все дерьмово, раз оно есть, это пресловутое понимание. Ее губы – солоновато-сладкие, отдающие шоколадом и пеплом, а монологи – обреченно настоящие, правдивые и бесконечные. Она говорит, что когда-нибудь вытащит нас из кокона отчуждения, в которое мы кутаемся вместе, прижимаясь друг к другу, спасаясь от нежеланной правды как от прохладных сентябрьских ночей.
Но я почему-то ей не верю.
Конец
Комментарии
Мне больше всего понравились герои.
У Автора они получились очень живыми, реалистичными. Иными словами - Герои.
Знаете, несмотря на кажущуюся простоту, создание живого персонажа - это такой же труд, как создание сюжета. И с тем и с этим в фэмслеше - напряг. За свой читательский опыт я прочла сотни текстов, и, опуская сюжет, который чаще всего заключается в топтании на одном месте (ангстовые излияния) могу сказать, что настоящий Герой в любительской прозе - герой нечастый.
Обычно изображается некий обобщённый образ, который не создаёт в воображении читателя живой картинки.
Но тут - и Ника, и безымянный рассказчик обладают множеством черт и чёрточек, что делает их настоящими.
Спасибо Автору за работу).
Ох, ох.
Шикарно :3