Так забавно: на земле я к ней ничего не чувствовала, не испытывала в ней потребности, сотня других «не». Мы жили разными жизнями и забывали друг о друге, покинув борт. Но стоило оказаться в замкнутом пространстве самолета, как я вылавливала моменты, чтобы прикоснуться хотя бы к ее запястью. 

Я даже не знаю, как это началось. Случайный взгляд? Свежее тепло ее тела, когда самолет провалился в очередную воздушную яму? Ее губы на моих — во время взлета? Все было так естественно, что я не заметила точки отсчета. 

С другими бортпроводницами меня ничего не связывало. Конечно, в _том_ самом смысле. Мы просто вместе работали. Пристегните ремни, маски выпадают автоматически, аварийные выходы да чай-кофе без танцев. Только с ней. Было в Самире что-то сводящее с ума. Именно в воздухе, не на земле. Как будто бы меня гипнотизировали ее сила и уверенность, которые проявлялись именно в рейсе. 

О любви не могло быть и речи: мы обе — гетеросексуальные женщины, и счастливыми нас делают мужчины. Впрочем, и несчастными тоже. Но в узкой туалетной кабине, в которой мы с трудом помещались, было плевать на земные условности. 

Самира торопливо расстегивала мою блузку, до боли сжимала вмиг затвердевшие соски и кусала мочки ушей. В торопливых ласках не было ни грамма нежности, только какая-то животная агрессия. 

Быстрее, быстрее, пока ни один пассажир не проснулся и не пошел справить нужду. Пока никому не потребовалась наша помощь. Пока самолет то и дело проваливается в воздушные ямы, так, что где-то глубоко внутри все сжимается. От ее пальцев. От ощущения падения. От бесстыдности нашего уединения. 

Тише, тише, чтобы никто не услышал. Хотя члены команды отлично все понимали. Только молчали. Ничего не говорили ни нам, ни начальству. Каждый развлекается, как может, пока это не мешает работе. И от их молчаливого знания ощущения были только острее. Каждый раз, когда ее пальцы якобы случайно скользили по моему запястью, я почти была готова кончить. 

Милое и приятное сумасшествие. 

Но ведь не может вечно быть хорошо? Случайный взгляд, брошенный на другую бортпроводницу, стал поводом для ревности. Такой необъятной, что я до сих пор не могу понять, откуда ее столько во мне. 

Если бы ревность можно было материализовать, то появилась бы женщина, похожая на меня как две капли воды, только истеричная и столь же несдержанная, как наша с Самирой туалетная страсть. 

Забавно. Ведь вне рейса она не была мне нужна ни на секунду. Ровно до тех пор, как родилась ревность. И сразу начались предложения встретиться вечером в кафе. А почему бы и нет? После долгого перелета мы проводили пару дней в гостинице. Отдыхали. Почему не отдохнуть вместе? Пусть мы не в небе, но в рейсе! И было бы неплохо повторить наши упражнения в более удобных условиях. 

Так думала я. Самира не разделяла моей точки зрения. Она говорила, что встречается с кем-то из своих ухажеров, чтобы расслабиться _по-настоящему_. Как будто бы у нас было по-игрушечному. Хотя было, как выяснилось. Всего лишь летные забавы. На моем месте могла оказаться любая другая бортпроводница, которая не послала бы Самиру при первом поползновении. 

Помните о ревности? Мне ведь хватило дурости навести справки. 

Мы с Самирой далеко не всегда летали на одних рейсах. На других у нее были такие же игрушечные любовницы, как и я. 

Я считаю, это несправедливо. Конечно, мы ничего друг другу не обещали и, вообще, просто развлекались, но... Но должна же быть чистоплотность. Ладно бы мужчины, я тоже себе в них не отказывала, но другие _женщины_? Это подло. 

Стоило узнать больше, как ревность стала сильнее. Глупая, хоть и оправданная ревность. Но я никогда не умела контролировать свои личные эмоции. 

Это не так, как с работой: улыбаемся и машем. Все куда сложнее. Зачем сдерживаться? Какой в этом смысл? Это как... сидишь дома, хочешь пукнуть, пардон муа, но изо всех сил пытаешься подавить позыв, что было бы вполне логично, когда находишься в обществе. 

А тут еще и... Да, оскорбленная гордость. Я же чувствовала себя уникальной. Такой особенной, что яркая Самира каждый рейс запиралась со мной в кабине и жадно поглощала мое тело. Мяла его, сжимала, подчиняла своим желаниям. А я не могла ей сопротивляться. Не хотела. Да и зачем, если мне было чертовски хорошо? 

Правда оказалась жестокой. Впрочем, мы ведь никогда ничего друг другу не обещали. В одном из рейсов я решила проявить силу воли и _отказала_ Самире. Такая... глупость. 

Не знаю, что хуже: быть одной из многих «рейсовок» или понять, что мне очень легко найти замену. Самира соблазнила новенькую. Услышала мой отказ, пожала плечами и затащила в туалетную кабинку _другую_ женщину. На _моих_ глазах. Я была готова выть, но улыбалась и не замечала взглядов членов команды, «ничего не знающих» о наших отношениях. 

Не знаю, как долетели. В голове было пусто, в желудке — холодно, а в груди — жарко. Я с трудом сдерживалась, чтобы не вскрыть туалет. Вряд ли подобная сцена была бы кому-нибудь интересна. К тому же, я не хотела унижаться. 

Это же на самом деле унизительно — просить о любви у человека, которому на тебя плевать. Ведь я была всего лишь одной из многих. Если бы можно было надеяться на взаимность... Но акценты расставлены, ответы заранее известны, и выигрывает всегда казино. 

Я бы пережила. Справилась бы. Приходила же я в себя после мужчин, разве женщина лучше или хуже? Только Самира не давала мне уйти. Не на земле, в небе. Я меняла рейсы, чтобы не сталкиваться с ней, но она переводилась следом, словно проверяла меня на прочность. Я держалась. Разве у меня был выбор? Сопротивлялась ей и соблазну, но... Естественно, проиграла. Знаете, у слабых всегда так. 

Конечно, я могла бы бросить эту работу и найти другую, тоже ведь вариант. Но это было уже слишком глупо: из-за секса, пусть и нестандартного, менять _всю_ жизнь? Проще было уступить Самире и ловить свои оргазмы в узкой кабинке туалета. Что я и делала. Совершенно не сдерживаясь. Мне хотелось причинить ей боль, я впивалась зубами в шею или плечо. Очень удобно: так похоже на приступ страсти и помогает избавиться от излишков агрессии. 

Иногда, чувствуя на себе и в себе ее руки, я представляла, как мои — сжимаются на ее шее, сильнее и сильнее. Ее лицо краснеет, наливается багрянцем, Самира хрипит и... я бурно кончала, когда она умирала в моих фантазиях. О, это были шикарные оргазмы. 

Конечно, я «убивала» ее и другими способами. Никогда не думала, что у меня такая богатая фантазия. Но чтобы и в реальности? 

Самира обошлась со мной... подло, как ни крути. Она использовала меня, но и я — ее. Мне доставляли удовольствие мысли об ее смерти от моих рук, но между мыслью и действием есть определенная разница. 

Я не убивала ее. Да, у меня нет алиби, весь вечер и всю ночь я провела в комнате, в одиночестве, но я не убивала ее. Зачем? Смысл? Я ведь уже не чувствовала в ней потребности: на самом деле — _всего_лишь_секс_. При этом, с хорошими оргазмами. Эта как отрубить свою руку за то, что она пообщалась с чужой женщиной. Глупо. Когда, конечно, больше не ранит мысль о том, что, возможно, моя рука стимулирует _не_мое_ тело без моего благословления. Меня — уже не ранило, но я не знаю, как это доказать. 

Впрочем, должны же быть улики. Просто кто-то из коллег указал на меня пальцем, да? «У нее был мотив». Не было. Именно поэтому я и рассказала все, ничего не утаивая. 

Я, наверное, даже буду скучать по ней. Никто не знает мое тело лучше нее. Но в небе всегда будет хватать Оль, Лен, Наденек и других Катериночек. И я смогу быть их Самирой. 

Конечно, если вы не лишите меня неба. 

Конец