Ты память, я - холод разлуки,

Которой не будет конца...

(П. Верлен)

Покатая крыша, покрытая скользкими металлическими листами, закончилась слишком быстро, и Рин едва успела затормозить на самом краю так, что носки её ботинок нависли над чёрной пропастью.

Она перевела дыхание, сделала шаг назад и с опаской глянула вниз – так, на всякий случай, если, всё же, придётся прыгать.

Недостроенный небоскрёб возвышался над землей на добрых 30-ть этажей, так что и без очков (какое-то время назад они безнадёжно хрустнули под тяжёлым ботинком) было ясно – ничего хорошего внизу не ждёт. Твёрдая утоптанная земля, и строительный мусор.

А ветер наверху прямо-таки шквальный, так и норовит столкнуть вниз. Рин отступила, взмахнув руками, пытаясь удержать равновесие, и ахнула, схватившись за плечо. Всё же, зацепила, сука… Вот, почему всегда так больно, как в первый раз?.. Пора бы уже привыкнуть.

И секунды тикают, тают, расстояние сокращается, ступенек впереди всё меньше, пока эта несётся наверх, наверняка перепрыгивая через три, а то и через пять сразу. Настырная, как дьявол… 

А кровь сочится из плеча, пачкая белый рукав рубашки. Говорят, что если собака хоть раз попробует человеческую кровь, у неё в мозгах что-то перемыкается. Лаура – как пёс, что всегда бродит где-то рядом, вынюхивает, выслеживает её по запаху крови, которую попробовала много лет назад. Собака, которая никогда не сможет насытиться.

Рин в тоске огляделась по сторонам, пытаясь безоружными глазами заметить хоть что-то, пригодное для защиты. Но скользкая крыша была совершенно голой. Не везёт…

Над головой громыхнуло, густо-фиолетовое небо содрогнулось, и хлынул дождь, оглушительно и яростно забарабанив по металлическим листам. 

Поэтому вымотанная Рин не услышала, как чердачная дверь, тяжелая, точно танковый люк, раскрылась и ещё одна женская фигура появилась на крыше.

Заметила только тогда, когда Лаура, перекрывая дробный стук дождя, прокричала:

- Так ты собираешься прыгать?

- И вовсе не собираюсь, - процедила Рин, резко обернувшись и инстинктивно попятившись к опасному краю.

За спиной было недолгое падение, недолгая боль и недолгое небытие перед возвращением. А впереди была Лаура – которая гарантировала очень долгую боль, долгое умирание и длительное восстановление того, что останется.

В принципе, выбор очевиден, но, чёрт возьми, почему так больно умирать? Всегда…

- Что? Я тебя не слышу!

- Да пошла ты! – рявкнула Рин, чувствуя себя в отвратительном состоянии мыши, угодившей в жернова.

Лаура засмеялась, но сняла палец с курка, опустив ствол вниз.

Растягивает удовольствие, подумала Рин. У Эйпоса научилась, не иначе. С кем повелась… Раньше это происходило гораздо быстрее. Когда смерть просто была её работой, всё шло на скорость. Убийство – всего лишь как прозаическая часть ремесла.

Но потом, когда всё изменилось, смерть превратилась в удовольствие. Быстро – уже не интересно. Когда жизнь и смерть обесценились, нужно уметь догнаться так, чтобы понять – на какой ты сейчас стороне. Если ты участвуешь в смерти другого – значит, ты вроде бы как живой. Если ты плывёшь в зыбкой пустоте – значит, ты вроде бы как умер.

- Больно? – всё так же улыбаясь, Лаура кивнула на её плечо, густо пропитавшееся красным.

Рин промолчала.

- А хочешь, будет ещё больнее? 

Пустота за спиной манила. Действительно, не самый плохой вариант. Как показывает практика, тело, рухнувшее с большой высоты, всё равно восстанавливается гораздо быстрее, чем когда его порежут на куски. Если так прикинуть, то вполне можно успеть оклематься и убраться куда-нибудь, пока эта чокнутая сука будет спускаться вниз.

Чёрт возьми, как же надоело убегать!

А дождь всё так же колошматил по крыше, напоминая Рин барабанную дробь перед исполнением смертного приговора. Дежавю, дежавю…

- Знаешь, честно говоря, я тебе в этом даже немного завидую, - доверительно сообщила Лаура.

Теперь она подошла так близко, что не было необходимости повышать голос, чтобы Рин её услышала.

- Да ну? Тогда, давай поменяемся местами.

- Я о боли. Скажи, какой смысл в жизни, если смерти нет? Но и жизни, как таковой, тоже?

- Скажи спасибо Эйпосу. Не я втянула тебя в это.

- Эйпос… - Лаура качнула головой. – Ты сама ему всё скажешь, когда он доберётся до тебя. Но если честно – я не хочу, чтобы это случилось. Знаешь, почему?

Рин в ответ бросила на неё неприязненный взгляд.

- Потому что кроме тебя у меня ничего не осталось, – со странной тоской проговорила Лаура. – Только твоя боль даёт мне ощущение жизни. Проживать день за днём и знать, что ты где-то рядом… Это наполняет моё существование смыслом.

Рин дёрнулась, когда Лаура опустила руки её на плечи, нарочно сжав пальцами там, где пуля прошила мякоть. 

- В нашей бесконечности, - шепнула Лаура, приблизившись к ней вплотную так, что их губы почти касались друг друга, - где бы ты ни оказалась, я всегда буду следовать за тобой. Наверное, это и есть… - Лаура усмехнулась.

В следующий миг Рин почувствовала, как скользкая металлическая опора уходит из-под ног, а воздух стремительно вырывается из лёгких на последнем выдохе.

«И всё-таки, к этому нельзя привыкнуть», - успела подумать она, прежде чем несколько секунд падения оборвались темнотой.

Дождь прекратился вдруг, как по невидимой команде кого-то сверху. Сырой неподвижный воздух сразу же сковало тишиной.

Лаура ступила на край крыши и с любопытством посмотрела вниз. Живой глаз видел не слишком хорошо, поэтому она прищурилась, давая возможность импланту увидеть то, что ей хотелось.

Распластанное в жидком месиве, в которое дождь превратил не заасфальтированный клочок земли у подножия небоскрёба, тело Рин напоминало изломанную куклу с неуклюже вывернутыми руками и ногами.

Но широко распахнутые глаза… глаза были живыми.

- До встречи, Рин, - Лаура хмыкнула, отвернувшись.

Она знала, что когда спустится вниз, тела на месте уже не окажется.

Но это и не важно. Потому что она всегда сумеет отыскать Рин. Убить и любоваться её смертью снова.

В конце концов, ради этого действительно стоило жить.

Конец