Руки Гвен дрожат. Глаза Гвен бегают, перескакивают с лица Артура на стену возле двери, на окно в стене слева и снова на Артура. Лицо Гвен будто не знает, какое ей принять выражение – то приоткрывает губы, словно хочет что-то сказать, то нахмурится, а то улыбнется. Белый платок, который она держит в руках – совершенно обыкновенный, домотканый; наверняка Артуру на удачу доставались и платки поприличнее. Взять хотя бы Моргану. Гвен снова поджимает губы – в чертах лица Артура читается та же самая аристократичность, то же упорство и даже, как ни странно, та же нежность, с которой они оба смотрят на нее, Гвен. Это кажется очень странным, но сейчас девушка замечает, что они безумно похожи, хотя раньше между горячечной надменностью Артура и холодной отстраненностью Морганы пролегала очень уж большая пропасть. Отстраненностью – но не для нее; Гвен не знает, с кем подопечная короля была столь же откровенной, как с ней. Может быть, только с Гаюсом – но Гаюс для всех них не только придворный врач, но и мудрый человек, который всегда посоветует, как быть.

И Гвен очень нужен совет – сейчас он просто необходим. Моргана улыбается ей, Моргана всегда помогает, если знает, как это сделать, и упорно ищет нужный способ, если не знает. Моргана тихонько рассказывает ей перед тем, как заснуть, о детстве, об отце – и Гвен вздыхает, потому что отцов их обеих – и неважно, прямо или косвенно – убил Утер. Моргана рассказывает о том, как ей тяжело находиться под его опекой и жить в его замке; как невыносим порой бывает Артур. Гвен безмолвно соглашается с ней – верно, миледи, а теперь засыпайте – и улыбается расслабленному лицу Морганы, ее подрагивающим в беспокойном сне ресницам. Моргана медленно засыпает, сжимая руку служанки – руку ее единственного и самого верного друга. 

Редкой ночью Гвен удается выспаться – ее лавка в покоях Морганы широкая, толстое одеяло, служащее вместо матраса, гораздо мягче кровати у нее дома, подушка большая и удобная. Только вот подопечной Утера редко даются хорошие сны. Почти каждую ночь она просыпается от собственного крика, и тут же путается руками в волосах служанки – та обнимает ее, укачивает, как маленькую, шепчет слова утешения; осторожно целует прекрасное лицо, сейчас испуганное, как у маленькой девочки; тихонько улыбается, гладит по спине и волосам, успокаивая, утешая. И от этих осторожных и нежных прикосновений Моргана затихает куда быстрее, чем от трав Гаюса.

И вот сейчас Артур смотрит на нее так, как ее госпожа. Внимательно, со снисхождением и нежно. И Гвен теряется – все-таки они очень похожи, безумно похожи, как могут быть похожи брат с сестрой, выросшие вместе. Только к госпоже тянется сердце служанки, а к чужому господину – нет.

Артуру видится в простых и в то же время необычных чертах Гвен что-то очень знакомое. Улыбка, сменяющая хмурые брови и поджатые губы, странно влечет к себе и напоминает что-то – мягкую вертикальную впадинку на нижней губе, почти всегда улыбающийся рот, теплый синий взгляд и искреннюю радость на лице. Мерлин – никто другой, как его нерадивый слуга, который редко исполнит приказание, не напортачив. Мерлин, который бывает груб и дерзок с ним, хотя вовсе не имеет на это права, а Артур даже не наказывает его – если выговаривать за каждый проступок, все свободное время будет уходить на ругань. Мерлин, который искренне волнуется за него – гораздо больше, чем все остальные; куда больше родного отца, готового отправить сына на край света в погоне за славой и не выпускающего его из замка, когда его жизни грозит реальная опасность. Артур не привык искать ласки – он жил и живет без нее. Артур не привык рассказывать все отцу – только дела Камелота и свои личные подвиги. Поэтому принц чувствует себя странно, когда ему внезапно хочется сочувствия – все-таки это тяжело, сражаться за свой народ, руководить людьми, нести ответственность за каждую смерть; принц невероятно удивляется, когда понимает, что хочет понимания Мерлина. Не этого вечного недовольства своими обязанностями, а усердия. Не ожидания очередного выговора, а гордости своим положением. Улыбок не за спиной, а в глаза.

Гвен улыбается, и в простых и мягких чертах ее лица Артур видит Мерлина. «Я не умею говорить слова любви» – сказал вчера он, и как раз в ту секунду в дом ворвался слуга. Принц почти решился, почти сказал; однако трясущийся голос Мерлина не дал ему этого сделать – в городе наемник, охотящийся за жизнью Артура. Тот с досады молчал весь вечер и чуть опять не сорвался на Мерлине – идиот, почему он так переживает? Неужели думает, что наследный принц Камелота не может постоять за себя? 

Артур, вспомнив это сейчас, совершенно теряет голову, наклоняется к служанке Морганы и целует ее – самозабвенно, нежно и с искренней любовью – не к ней. А она отвечает страстно, тепло и с надеждой – не на него.

Так посреди бедной комнаты стоят, раскрывая друг другу душу, два человека – принц и служанка, у каждого из которых есть совершенно иной самый дорогой человек. 

Утреннее солнце заливает комнату. 

Служанка думает о своей принцессе. Принц – о своем слуге.

Конец